Но вот в октябре пришло сообщение в Рекеттеш: «На Шомьо лисица уже не лает».
Тут вся семья собралась в путь — господин Тоот, его супруга, дочь Мари, ее горничная Клари Ковач, кроме того, повариха и американская мисс, которая с тех пор, как закончилось воспитание Мари, ведала в доме хозяйством. Словом, собрались они в путь и приехали в виллу на Шомьо с множеством сундуков и горами провизии. Это были самые счастливые дни для Михая Тоота. Сюда созывал он обычно всю родню. Приезжали Велко-вичи из Тренчена, полковник Штром, полк которого тоже квартировал сейчас в Тренчене, приезжали и пожоньские свояченицы с мужьями, короче говоря, рагу из баранины приходилось готовить иногда в трех котлах.
Хотя уже давно миновали те веселые сборы винограда, о которых напоминают стихи Кишфалуди и с которыми связан его роман с прекрасной Розалией Сегеди, да и мир не испытывает уже такой жажды, и счастья в нем гораздо меньше, чем было той порой, когда в Бадачоне и на Шомьо происходили грандиозные «гулянья», тем более что еще некий жучок вмешался в судьбу насаждений нашего предка Ноя, — но, несмотря на все это, на Шомьо еще очень шумно в дни сбора винограда. Вечерами светятся костры, точно крохотные звезды, в окнах беленьких давилен горят свечи, иногда нет-нет да хлопнет где-нибудь выстрел, затем в тишине и безмолвии раздастся вдруг гиканье, и ветер, пролетающий между лозами и абрикосами, доносит то отсюда, то оттуда смутные звуки музыки.
Хотя кальвинисты известные тяжелодумы, однако то, что на протяжении нескольких лет самое лучшее и самое дорогое вино родилось на кольбруновских виноградниках, привело виноградарей к убеждению, что лучше всех угадывает время сбора господин Тоот, а все потому, что у него есть ручная лисица: не мудрено, что эта лиса, по кличке Ханзи, вскоре заменила собой целое учреждение. Грандиозные споры о начале сбора винограда, которые возникали прежде в богородицын день и позднее на сходках владельцев виноградников, филиппики против ос, скворцов и бродячих собак, которые наносят урон виноградарям, — все оказалось ветошью, выброшенной в чулан, ибо теперь знаменательный день устанавливает лиса Тоота Ханзи; тотчас же это под барабанный бой провозглашается в городе Папе, а уж дальше весть летит с быстротой молнии: «Ханзи больше, не лает!»
Едва прозвучат эти волшебные слова, во всем городе подымается шум и звон; из сараев выкатывают пустые бочки, их ошпаривают кипятком. По всей дороге на Шомьо тянутся возы с кадками, обитыми новыми обручами, на улицах появляются цыгане с котлами и разными котелками, бочары лихорадочно сбивают рассохшиеся клепки, кузнецы паяют лопнувшие обручи. Номера гостиницы «Гриф» и постоялые дворы поменьше наполняются какими-то незнакомцами. Это слетаются виноторговцы, которые скупают сусло прямо на месте, чтобы потом, когда оно уже перебродит, нацедить в бутылки и распространять по всему миру благородный напиток, что огнем пробегает по жилам, горячит кровь и отгоняет заботы.
Праздник сбора винограда прежде всего господский праздник. Ибо только у состоятельных горожан есть свои виноградники. Но в том году зашевелился и неимущий класс. Молодые мастеровые скупили на корню весь урожай с виноградника скорняка Мате Финдуры, разложив стоимость его на всех (вышло по два форинта на брата). Теперь они роскошно будут праздновать сбор винограда, устроят и танцы, на которые почтительно пригласят всех порядочных девиц, имеющих то или иное отношение к ремесленному сословию. Холодные закуски и пироги принесут девицы. Гуляш в котлах сварят госпожа Таити и госпожа Комора. Музыку обеспечит оркестр Йошки Рупи. Словом, праздник будет знатный.
Как только лисица Ханзи замолкла, распорядители тотчас отправились в общий виноградник и тоненькими ленточками национальных цветов начали украшать лозы, как будто они могут быть еще красивее, чем есть на самом деле. На ореховых деревьях развесили гирлянды из разноцветной бумаги и лампионы. |