|
В парнях-то и вообще хорошего было мало, да и молодцеватости никакой, красивы только баричи да те крестьянские парни, которых питает истинно родная и истинно здоровая мать — землица. Рубанок, пила, нож, ножницы, игла — это все мачехи, их хлеб — горький хлеб, от него ноги гнутся колесом, спина горбится и лицо приобретает неприятное, принужденное выражение. А вот девицы, те и возле мастерских родятся красивые, они, словно герань, цветут и в горшках и в коробочках из-под колесной мази, где акация уже цвести не станет. Девицы и здесь пригожи, извольте — ка поглядеть, одна прекраснее другой. Они все еще не устали, только прически да туалеты пришли в беспорядок: сборки на юбках разошлись, оборки повисли клочьями, — но ведь это красиво и, помимо всего, говорит о том, что девица идет нарасхват, — белый лиф запачкан потными ладонями, а у иных даже прожжен. Слишком удалые кавалеры танцевали с горящей сигарой во рту, склонив голову на плечо партнерши, чтоб захмелеть от запаха женской шеи, и случайно, иные же просто из озорства, прижимали к плечику кончик горящей сигары. Девушка вскрикивала от боли, и тогда надо было тотчас вмешаться — а это доставляло рукам немалое наслаждение. Они проскальзывал! в недозволенные места, будто огонь прошел дальше и его надо тушить. Искра гасла, оставив на лифе только дырку с обожженными краями, но зато разгоралась на щеках и в глазах.
Да что говорить, нежность и изящные манеры тут не в ходу. Но кому какое дело, если девушки довольны и даже счастливы от этого. Так выходили замуж и матери их, и бабки, — стало быть, это неплохой обычай. Парень, которому хочется танцевать, здесь не подходит к девицам, как это принято у господ, и не кланяется своей избраннице, а подмигивает ей или подзывает одним пальцем, остановившись перед девичьей группкой в пяти-шести шагах. Если же он видит, что в ответ встрепенулось несколько девиц и все смущены, он заносчиво указывает на ту, которую выбрал: — Ты иди сюда, эй, косоглазенькая! Правда, где атмосфера более шикарная, как, например, в винограднике Финдуры, там говорят на «вы». «Вы, пышечка» (что на языке ремесленников значит — толстая) или «вы, вы высокая беляночка». Мари Тоот уже давно стояла, на «базаре» — это ведь базар в буквальном смысле слова, и «товар» тут — девицы на выданье. Их и разглядывают парни, частенько пренебрежительно машут рукой, — ли одна, мол, не нравится. Молодицам на базаре делать нечего. Кому хочется танцевать с ними, тот будет искать их в другом месте. Молодуха долго строптивится, словно овца перед купанием, и только потом позволяет вытащить себя на площадку, хотя сердце так и колотится надеждой потанцевать. Что делать, так принято, таков обычай, иначе поступить нельзя; Мари скромно притаилась где-то в третьем ряду, и ее маленькое изящное личико было незаметно среди множества дыне-образных голов. Вызывали то одну, то другую девушку, стоявшую с нею рядом — подмигивали или манили пальцем, — а Мари никак не везло. И не мудрено, красивое лицо хоть и помогает в таком деле, как и красивый стан (впрочем, в третьем ряду его не увидишь), но существуют и более действенные рычаги, например связи между, семьями ремесленников и знакомства с парнями; где в доме есть девица, там в мастерской работают обычно и парни, для которых покружить в танце хозяйскую дочку — прямая обязанность. Впрочем, Мари пожалела уже, что проявила такое отважное любопытство. Скорее бы осталось позади это приключение! Ей надоело так долго стоять на причале, а может, и стыдно было перед горничной. Она охотно покинула бы уже место в «витрине», но это было нелегко — ряды девушек, стоявших за ее спиной, преграждали дорогу. И как раз в тот миг, когда Золушка размышляла о путях отступления, перед ней очутился; вдруг охотник и недвусмысленно поманил рукой именно ее. |
