Слезы навертываются на глазах, когда вспомнишь, как живут
эти иноки, которых осуждают за то, что они владеют селами: кожа на руках у них растрескалась от работы, лица осунулись, волосы в беспорядке,
ноги посинели и опухли; сборщики податей истязуют их немилосердно; денег у них столько, что у нищих, которые приходят к ним за милостынею,
больше: у редкого можно найти пять или шесть сребренников. Пища их хлеб овсяный невеянный, колосья ржаные толченые; питье вода; горячее кушанье
из капустного листа, у богатых свекла и репа; сладкое кушанье рябина и калина. А князь Вассиан как жил в Симонове? Не угодно ему было
симоновских блюд кушать хлеба ржаного, щей, свекольника, каши; молока промзглого и пива монастырского, очищающего желудок, не пил потому, что
это кушание и пиво с деревень шло, вместо этого он питался кушаньями, которые приносили ему со стола великокняжеского; пил же нестяжатель
романею, быстро, мушкатель, рейнское вино».
Ненависть к обличителю первой ереси, Иосифу Волоцкому, отрыгнула у Феодосия Косого и его последователей; клирошане сказали Зиновию: «Косой
говорит, что не подобает теперь после седьмого собора писать книг, а Иосиф Волоцкий написал книги свои после седьмого собора законопреступно, и
потому читать их не должно». Понятно, что Зиновию легко было отвечать на это, и, между прочим, он заметил: «Косой укоряет книгу Иосифову потому,
что в ней, как в зеркале, ересь его обличается». Находим и еще очень важное указание на ересь жидовствующих и ее продолжение. Клирошане
говорили: «Некоторые в символе говорят: жду воскресения мертвых, и Максим Грек так велел говорить, что чаять речь не тверда: чаем того, что
будет или не будет, а чего ждем, то будет непременно». Зиновий отвечал им: «Максим Грек был очень учен, искусен и в переводе с греческого языка
на латинский; когда он пришел из Святой Горы и великий князь Василий велел ему переводить Псалтырь толковую с греческого языка на русский, то он
приискал толмачей латинских и перевел Псалтырь с греческого языка на латинский, а толмачи латинские переводили с латинского на русский, потому
что Максим русский язык мало разумел. Но во времена великого князя Ивана и сына его Василия возникла ересь безбожная, и многие тогда вельможи и
люди чиновные в эту ересь поползнулись. Великие князья суд на нечестие воздвигли, особенно великий князь Василий, и огнем хульников истребили;
тогда многие вельможи, страха ради пред самодержцем, отверглись нечестия, только лицом, а не сердцем, они то умыслили лукавство на святое
исповедание веры, потрясли народную речь и ввели новое, говоря, что слова чаю смысла неопределенного, Максим принял это от вельмож. Я думаю, что
и это лукавое умышление христоборцев или людей грубых смыслом возводить в книжные речи от общих народных речей, тогда как по моему приличнее
книжными речами исправлять общенародные речи, а не книжные народными обесчещивать».
После полемических сочинений религиозного и политического содержания, в которых сказался бурный век Грозного, век движения, разного рода попыток
и протестов, наше внимание останавливают два памятника, в которых общество старалось собрать свои нравственные средства и представило: в одном
своде правила житейской мудрости, в другом сокровища церковных учений и образцы высшей духовной жизни; первый памятник Домострой, второй
Макарьевские Минеи.
Неудивительно, что с Домостроем, собранием правил житейской мудрости, домашнего семейного благочиния, соединено имя Сильвестра, знаменитого
руководителя нравственности молодого царя, устроителя благочиния в семействе царском. |