Полагают, что переписка Грозного и Курбского принадлежала к жанру «агитационной литературы». Монарх адресовал свое письмо «во все царство», из чего можно заключить, что царь и боярин обменялись «открытыми письмами».

Для рассылки царского послания требовалось изготовить его во многих или по крайней мере в нескольких экземплярах, что неизбежно отразилось бы в рукописной традиции XVI в. Между тем ни одной копии царской эпистолии, восходящей к XVI или началу XVII в., не сохранилось.

На протяжении длительного времени царя Ивана и князя Курбского связывала личная дружба. Разрыв вызвал жгучую потребность объясниться начистоту, выразить накопившиеся обиды. Вот причина того, что их переписка насыщена личностными мотивами и жалобами, взаимными оскорблениями. Опровергая обвинения беглого боярина, Иван IV, следуя литературной традиции, дословно воспроизводил оскорбительные замечания своего адресата, а затем опровергал их. Для царя обнародование такой переписки было крайне нежелательным. Любой жанр, включая жанр «открытых писем», неразрывно связан со своей эпохой. Обмен «открытыми письмами» предполагает максимальную возможность свободного обсуждения. В преддверии опричнины такая возможность, и прежде незначительная, исчезла полностью. Царь обсуждал свое письмо с помощниками, Курбский — с эмигрантами. Но нет доказательств того, что их письма уже в то время нашли путь к читателям в России.

Свое послание к царю Курбский начал словами: «царю, от Бога препрославленному, паче же во православии пресветлу явившуся, ныне же грех ради наших, сопротивным обретеся». Упрек Курбского, по мнению Я. С. Лурье, сводился к тому, что в начале царствования (на Стоглавом соборе) Иван IV явился «от Бога прославленным», «пресветлым в православии», а ныне стал «сопротивным» — изменил своей «пресветлости». Отвечая на вопрос, о чем спорили Курбский и Грозный, Я. С. Лурье пишет: «Основным или, во всяком случае, главным предметом полемики между ними был вопрос о том, кто верен заветам начала царствования Ивана IV и кто стал им «сопротивен»».

Нет достаточных оснований связывать упрек Курбского с началом царства и деятельностью Избранной рады. Слова Курбского о «сопротивном», по–видимому, имели в виду не «заветы» рады, а нечто значительно более важное — заветы Господа Бога и идеал пресветлого Русского царства. Суть этого идеала, который одинаково разделяли и государь, и его боярин, сводилась к следующему. Пал Константинополь, порушилось святое греческое православие, в результате последним оплотом истинной веры стало пресветлое Московское царство. Спор Курбского с Грозным сосредоточился на вопросе, кто остался верен идеалу христианского царства, а кто стал «сопротивен» ему, т. е. впал в ересь. В конце письма боярин во всеуслышанье объявил о появлении Антихриста в роли ближайшего советника царя.

Слова Курбского глубоко уязвили царя прежде всего потому, что они заключали страшную угрозу для трона. Присяга на верность монарху, вступившему в союз с Антихристом, утрачивала законную силу. Долг каждого христианина заключался в том, чтобы не покоряться, а бороться с такой властью всеми возможными средствами. Всяк пострадавший в борьбе с Антихристом превращался в мученика, а пролитая им кровь становилась святой.

Обвинение в ереси носило не личный и частный, а скорее всеобщий характер. Пример крушения великого Рима и царственного Константинополя был перед глазами, и если столп и глава последнего христианского царства впал в ересь и в его окружении появился Антихрист, тогда погибель «Нового Израиля» неизбежна. За обвинениями Курбского угадывалась апокалипсическая картина. Для Курбского речь шла о спасении истинной веры. Совершенно так же понимал дело и Грозный. Но каждый из них предлагал свой путь спасения Святорусского царства.