Он свое дело знает, это уж точно.
На пороге они еще раз обменялись любезностями, потом Равинель закрыл дверь, повернул ключ, добрался до кухни и допил вино.
— Невероятно! — пробормотал он. У него была совершенно ясная голова, но все происходило как во сне, когда видишь дверь, трогаешь ее и тем не менее проходишь сквозь нее, да еще считаешь это вполне естественным. Неторопливо постукивал будильник на камине, напоминая тиканье другого будильника. Там, в Нанте.
Невероятно!
Равинель встал и пошел в столовую. Сумочка Мирей лежит на прежнем месте. В передней — пальто, шляпа. Висят на вешалке. Он поднялся на второй этаж. Дом безмолвен и пуст — совершенно пуст. И тут Равинель заметил, что держит бутылку за горлышко, как дубинку. Его пронизал мучительный страх. Он поставил бутылку на пол — поставил тихонько, осторожно. Потом, стараясь не скрипеть, открыл секретер. Револьвер лежал на месте, завернутый в промасленную тряпку. Он протер его, откинул барабан и вставил в него патрон. Послышался щелчок, Равинель одумался. Что за нелепость? При чем тут револьвер? Разве выходцев с того света убивают из револьверов? Вздохнув, он сунул его в карман брюк. Как ни странно, он почувствовал себя несколько уверенней. Потом сел на край постели, сложил руки на коленях. С чего начать? Мирей в ручье нет — вот и все. Только сейчас он полностью осознал очевидность этого факта. Ни в ручье, ни в прачечной, ни в доме. Черт подери… Он забыл заглянуть в гараж.
Перескакивая через две ступеньки, Равинель сбежал с лестницы, перебежал аллею и распахнул гараж. Пусто. Даже смешно. Только три-четыре бидона с маслом да тряпки, испачканные тавотом. Равинелю пришла в голову другая мысль. Он медленно побрел по аллее. Следы его и Гутра отчетливо видны, а других не оказалось. Впрочем, Равинель и сам толком не знал, что он ищет. Просто он уступал внезапным порывам, ему надо было двигаться, что-то делать. В отчаянии он огляделся. Справа и слева тянулись незастроенные участки. Его ближайшим соседям с улицы виден только фасад «Веселого уголка». Равинель вернулся на кухню. Может, порасспросить их? Сказать: «Я убил жену… Не видели ли вы ее труп?» Смех, да и только! Люсьена? Но Люсьена сейчас в поезде. Связаться с ней по телефону раньше полудня невозможно. Вернуться в Нант? Но под каким предлогом? А что, если тело обнаружат в течение дня? Как тогда оправдать этот отъезд, это бегство? Заколдованный круг! Равинель взглянул на будильник. Десять часов! Ему нужно еще побывать на бульваре Мажанта — в магазине «Блаш и Люеде». Равинель тщательно запер входную дверь, сел за руль и снова двинулся в Париж. День разгулялся. Погода стояла мягкая, приятная… Начало ноября, а тепло, как весной. Мимо пронеслась спортивная машина. Пассажиры опустили верх. Они весело смеялись, ветер раздувал им волосы, и Равинель вдруг почувствовал себя слабым, старым и виноватым. Он злился на Мирей. Она его предала. Ей разом удалось добиться того, в чем он всегда терпел неудачу: она переступила таинственную границу; она по ту сторону — невидимая, неуловимая, как призрак, как зыбкий туман над дорогой. Можно и при жизни быть мертвецом… и оставаться живым после смерти… Он часто это чувствовал… Да, но где же труп?..
Мысли у него стали путаться. Его клонило ко сну. А бездушный двойник Равинеля уверенно лавировал на дороге, распознавая улицы, перекрестки. Машина остановилась перед магазином, словно сама собой.
С бульвара Мажанта он отправился в центр, в кафе на углу за Лувром, куда почти никогда не заглядывал. Но сегодня он был сам не свой. По дороге он все подсчитывал, прикидывал, путался в цифрах… Поезд приходит в одиннадцать двадцать или в одиннадцать десять… Дорога занимает пять часов… значит, в одиннадцать сорок… А от больницы до вокзала пять минут ходу. Люсьена уже, наверное, там. Он остановился у кафе. |