Изменить размер шрифта - +

— Неужто я сплю? — размышлял вслух ошеломленный старик. — Или и вправду давно, давным-давно было холодное пасмурное утро, и я свалил этот кряжистый ствол возле бука, тогда еще совсем тоненького? Нет-нет, я не могу быть таким старым!

— Уйдем, отец, очень уж здесь сыро и мрачно, — сказал сын и увел его прочь.

Затем, бесцельно блуждая по окрестностям, они увидели пахаря. Медленно направившись к нему, скиталец встретил его возле кучки разбитых, опаленных кирпичей, похожей на опрокинувшуюся печную трубу; рядом виднелись обтесанные черные камни — там и сям к ним лепился тощий лишайник, круглый, цепкий и безобразный, как сургучная печать судебного исполнителя. Когда пахарь уже хотел остановить волов, его плуг вдруг качнулся, внезапно наткнувшись на камень, скрытый в земле возле развалин.

— Ну вот, двадцатый год подряд мой плуг задевает этот старый очаг. Жаркий сегодня денек, дедушка!

— Чей дом тут стоял, друг? — спросил скиталец, дотрагиваясь посохом до полузасыпанного землей очага там, где по нему пролегла свежая борозда.

— Не знаю. Фамилию знал, да забыл. Точно не скажу, а кажется, на запад уехали. Знакомые вам?

Но скиталец не отвечал, глаза его были прикованы к впадине на одном из обросших лишайником камней.

— Что ты увидел, отец?

— «Отец»! Вот тут, — он ковырнул посохом землю, — вот тут сидел мой отец, вот тут сидела мать, а я, еще несмышленый ребенок, ковылял между ними, как ковыляю опять на этом же самом месте, но только без крыши над головой. Концы сходятся. Запахивай, друг.

Теперь нам, следующим за этой жизнью, лучше поспешить к заключению, как поспешала она сама.

Остается сказать немного.

Некая прихоть закона воспрепятствовала ему получить пенсию. И шрамы на груди так и остались его единственным орденом. Он продиктовал небольшую книжку — повесть о своей судьбе. Но она давно уже исчезла с лица земли, он сам — из числа живущих, его имя — из памяти людской. Он умер в тот день, когда ураган сломал самый старый дуб в его родных горах.

 

КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ К РОМАНУ Г. МЕЛВИЛЛА «ИЗРАИЛЬ ПОТТЕР. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ ЕГО ИЗГНАНИЯ»

 

А. Елистратова

 

ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ Г. МЕЛВИЛЛА

«ИЗРАИЛЬ ПОТТЕР. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ ЕГО ИЗГНАНИЯ»

1966

 

Осенью 1849 года Герман Мелвилл купил у старьевщика случайно попавшуюся ему под руку ветхую, давно позабытую лубочную книжку, изданную четверть века назад. На обложке был нарисован высокий, но сгорбленный, с трудом передвигающий ноги старик в лохмотьях, со связкой тростника за спиной, в сопровождении мальчика-подростка, несущего такую же связку, и бедно одетой женщины с плетеным сиденьем в руке. Надпись «Стулья починяю!» поясняла смысл рисунка. Книжка содержала краткую историю Израиля Поттера, уроженца Род-Айленда, участника войны за независимость США, трижды раненного в исторической битве при Банкер-Хилле. Попав в плен к англичанам, он полвека провел в глубокой нищете в Лондоне, занимаясь починкой стульев, и лишь на 79-м году жизни смог, с помощью американского консула, вернуться на родину.

Отсюда можно вести начало замысла романа Мелвилла «Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания», написанного пятью годами позже. Роман печатался отдельными выпусками в журнале «Патнэм мэгезин» с июля 1854 года и был издан отдельной книгой в 1855 году.

Посылая редактору журнала первые главы рукописи, Мелвилл писал: «Я обязуюсь не допускать в этой истории ничего, что могло бы задеть щепетильных читателей. В ней будет очень мало размышлений; ничего тяжеловесного. Это — приключения. Постараюсь, насколько смогу, сделать их интересными…»

Нельзя не почувствовать горечи, скрытой между строк этого письма.

Быстрый переход