|
А может и раньше, на шкуре перед камином, под жёстким взглядом Динара? Сейчас, вспоминая ту ситуацию и те ощущения, я внезапно поняла — изнасилуй меня Динар, я бы пережила. Да было бы больно, обидно, горько и тошно, но я бы пережила. Встала, отомстила, перешагнула через этот неприятный опыт и пошла бы дальше по жизни — я всё же выросла в семье, где наивность сохраняла только моя мать, а мне лично было прекрасно известно, и то, чем занимается отец, на «ночных экстренных совещаниях», и то, сколько любовников по утрам осторожно покидают спальню Лорианы.
Так вот, я бы пережила. И Динара, и вероятно Аршхана так же. Но кесарь… Встать, перешагнуть и идти дальше по жизни получится едва ли. Я понимала это слишком отчётливо. Я понимала это, когда сбегала на Свободные острова. Я понимала это сейчас, чувствуя остроту лезвий раздирающих меня противоречий. Всё, что во мне оставалось сейчас — лишь чувство гордости, изрядно, но не до конца, сломленное Араэденом. А впрочем нет — ещё во мне тлел огонь желания, пока едва ощутимо, но уже вызывая нервозность и желание сжать колени до боли, отрезвляя саму себя. Я медленно сделал ещё глоток вина. Терпкий глоток ничуть не пьянящего вина… Что ж, вопрос получения кесарем доступа к моему телу был лишь вопросом времени — я отчётливо понимала это со дня нашего бракосочетания, он — вероятно гораздо раньше. Вот только исполни кесарь свой супружеский долг в Рассветном мире, я бы смирилась. Со всем. И с тем, что он взял по праву мужа, и с тем, сколько любовниц он, не скрываясь, содержит на своём личном этаже во дворце близ Праера. Я смирилась бы со многим тогда… если бы он повёл себя как муж, а не… так. От воспоминаний об его губах, ласкающих мои, об объятиях, которые могли бы сломать меня без труда и напряжения, но оставались до безумия нежными, от ладони и пальцев, прикосновения которых посрамили все рассказы Лорианы да так, что я уже отчётливо понимал — все её любовники были лишь неопытными неучами… но мне всё равно становилось тошно и горько. Понимаю, всё понимаю! Понимаю, что право имеет, понимаю, что ласкает, а мог бы взять силой, заставляя кричать от боли, а не стонать от удовольствия, понимаю, что лучше он, гораздо лучше он, чем его отец, который не согласен даже на «ширмочку» и готов поиметь меня на глазах у всех, а всё равно не могу. Не могу, не могу, не могу… Я не игрушка, и никогда ею не буду, тем более постельной. Отец как-то мог — спать с теми, кто каждый свой стон прямо в процессе мысленно оценивал в золотом эквиваленте, и отдавался со всей продажной страстью, на которую только был способен. Лора могла устраивать оргии на всю ночь, а утром вести себя как непорочная принцесса, чистотой и кротостью восхищая всех вокруг и глядя на ночных любовников так, словно между ними вообще ничего никогда не было. А я не могу. И не смогу никогда. Стонать под ним ночью, а утром задыхаться от ненависти к самой себе? Проходить мимо его гарема? Ощущать на себе удовлетворённый взгляд того, кто получил от меня всё, чего желал и понимать, что проиграла, окончательно бесповоротно, просто проиграла, предав саму себя? Мрак появился неожиданно, просочился сквозь сумрак в углах комнаты, накрыл, окутал, согревая, защищая, поддерживая, словно почувствовал, как мне тяжело сейчас. Переплела пальцы с его сотканной из тьмы лапой, где каждый из пальцев был в пять раз длиннее моих и заканчивался жутким призрачным когтем. Мрак, всё что у меня осталось от того недолгого периода, когда у меня был брат… самый настоящий брат. Забавно, самыми родными и близкими мне стали те, кто вообще не состоял со мной в кровном родстве. Мне так их не хватало — шенге и Адраса. Как же сильно мне их не хватало… А вот внезапно открывшаяся дверь была явно лишней. И появившийся Динар тоже был лишним. |
