Эта озабоченность юридическим аспектом дела была характерна для Кромвеля, и, по-видимому, объясняет его явную нерешительность в течение последующих недель. Он никогда не сомневался в необходимости призвать короля к ответу. Но, видимо, стратегия, которую он планировал применить для достижения этой цели, отличалась от той, к которой советовали прибегнуть и навязывали ему некоторые его сподвижники. Поэтому в более медленной и сложной сфере политики он был вынужден (как зачастую и на поле боя) изменить свой план ввиду неожиданных и иногда нежелательных обстоятельств.

Армии было не впервой брать под свой контроль парламент. Восемнадцатью месяцами ранее, когда парламент отказался удовлетворить требование солдат уплатить им жалованье, они пошли походом на Лондон и распугали своих главных оппонентов в палате общин. Но этому походу предшествовало прямое обращение к армии со стороны ее сторонников в парламенте, возглавляемых спикером. Таким образом, ее действия могли быть истолкованы скорее как освобождение парламента, предпринятое по просьбе его членов, нежели как неконституционное вмешательство в управление страной.

Кажется возможным, что Кромвель снова надеялся на какие-то такие последствия происходящих событий. У пресвитерианцев на тот момент было отнюдь не подавляющее большинство даже в палате общин. После окончания войны армейские офицеры, которые также были членами парламента (около двадцати из них), должны были занять в нем свои места. Их голоса, прибавленные к голосам их гражданских коллег, должны были практически уравнять число сторонников и противников армии в палате общин. Не было ничего невозможного, если бы они воспользовались шансом провалить Ньюпортский договор при голосовании в парламенте, чтобы армию призвали на защиту.

Безусловно, в своем письме к Хэммонду Кромвель был озабочен тем, чтобы показать, что у меньшинства в парламенте есть право и обязанность взять власть в свои руки. Но время еще не пришло, и Кромвель, оставшись на Севере, возможно, надеялся воспрепятствовать преждевременным действиям своих сподвижников на Юге.

Если так, то это ему не удалось. Айртону и другим – стойкому республиканцу Эдмунду Ладлоу, фанатичному Харрисону – казалось, что промедление опасно. Если армия не утвердит свою власть над парламентом и не сломает силой этот договор, они могут опоздать. Харрисон доказывал: «Мы полностью понимаем, что договор между королем и парламентом почти заключен, и после заключения оного по приказу короля и парламента армия будет распущена; и если мы исполним его, то будем неизбежно уничтожены… а если мы не разойдемся, то актом парламента будем объявлены предателями и единственным препятствием на пути установления мира в государстве».

В отсутствие Кромвеля «рулевым» был Айртон. Главнокомандующий лорд Ферфакс играл малоэффективную роль. Его суждения на войне были точны и быстры, но политика для него была темным лесом. По традиции он уважал парламент и поддержал бы Ньюпортский договор, но, как и любой хороший военачальник, он был в ярости от дурного обращения парламента с его армией. Выплата жалованья всегда задерживалась, и его люди жили на квартирах за счет гражданских лиц. Из-за такой деспотичной организации гражданское население было вынуждено кормить и размещать войска и при этом платить парламенту еженедельные взносы на войну. Такая чудовищная несправедливость возмущала солдат почти так же, как и их невольных хозяев. В конце концов они были англичанами, которые воевали за свободу народа, по крайней мере, так им было сказано. Теперь, когда они оказались навязанным бременем своим соотечественникам, это было не то, чего они ожидали.

Ферфакс ненавидел несправедливость, гордился своими войсками и знал об их заслугах.