Начались шутки, смех и обмен добродушными приветствиями, и вновь прибывшие велели лондонцам отправляться по домам, в свои лавки и к своим женам: и на будущее – они могут спокойно передать свои военные обязанности армии. Если у них даже и возникли какие-то сомнения относительно отказа от возложенной на них обязанности, то они были развеяны их командиром Филипом Скиппоном, который раньше был армейским генералом инфантерии и в течение следующих переломных дней все свое влияние употребил на пользу армии.
Еще до зари следующим утром Айртон усилил караулы вокруг здания парламента и поставил людей наблюдать за каждым входом в него. После этого он явился к Ферфаксу. Если главнокомандующий и сделал какие-то замечания к распоряжениям своего подчиненного, то это нигде не записано. Вероятно, он по привычке промолчал.
Таким образом, случилось так, что члены парламента, пришедшие занять свои места в палате общин 6 декабря, обнаружили подходы к зданию под охраной не дружески настроенных к ним добровольцев-горожан, а двух полков внушавшей страх армии.
Наверху лестницы, ведущей в здание парламента, стоял полковник Прайд. Ходили слухи, что он начал свою жизнь найденышем, оставленным в церковном приходе Сент-Брайд (отсюда и его фамилия), и в юности работал ломовым извозчиком у пивовара. О его происхождении точно ничего не известно, но к 1648 г. он стал офицером и человеком благородного происхождения с приличной внешностью и культурными манерами. Стоя у входа в парламент со шляпой в руке, он вежливо осведомлялся об имени каждого его члена по мере их прибытия. То, что происходило дальше, не всегда было в вежливой форме. Имя сверялось со списком, и если человек был одним из тех, кто был отмечен в нем как противник армии, то его не пускали. Во избежание ошибок рядом с полковником Прайдом стоял лорд Грей Гроуби, «ухмыляющийся карлик», как его недобро называли, для опознания членов парламента. Он сам был членом палаты общин с момента ее первого созыва в 1640 г. и последовательным сторонником армии.
Некоторых исключенных членов парламента отправили домой, но 41 человек, включая словоохотливого Уильяма Принна, был задержан; эти люди весь день и всю последующую ночь провели в большом подвальном помещении, известном как «ад». Но оказалось, в этом месте, где царит не адский жар, а ледяная стужа. На улице был пронизывающий холод, шел дождь со снегом, и пленники, вынужденные сидеть на корточках или спать на голых лавках или продуваемом сквозняком полу, горько сетовали на такое с ними обращение. На следующий день их разместили в более подходящих условиях – двух вестминстерских тавернах, откуда мало-помалу за последующие недели большинство из них были освобождены.
Некоторые члены парламента, предупрежденные о происходящем, не пришли в палату. Двое – Джон Бирч и Эдвард Стивенс – благодаря организационной ошибке сумели занять свои места. Но когда они неосторожно выглянули из дверей, чтобы посмотреть, что происходит, люди Прайда перетащили их через порог, оглохнув от их пронзительных криков: «Особое право! Особое право!» Оставшиеся в палате общин послали протест Ферфаксу с требованием освободить их коллег, но это был формальный шаг, так как палата теперь состояла только из сторонников армии. Один роялист с издевкой назвал их «маленьким легким ящичком с гибкими инструментами» для исполнения планов армии. Официальное заявление армии было по тону другим. Ферфакс и его Совет офицеров издали декларацию, что они освободили преданных и достойных доверия членов парламента от угнетающей их фракции и дали им возможность выполнять свои обязанности перед народом без «промедлений, отклонений и искажений», характерных для их своекорыстных и развращенных коллег.
На следующий день, 7 декабря, Кромвель наконец приехал с Севера. Он заявил, что ничего не знал о чистке парламента, но одобрил ее результаты. Первая часть его заявления была почти наверняка правдой, а вторая – возможно, нет. |