Судьба короля была главной темой обсуждения среди его подданных. Немногие из них, несмотря на постоянную угрозу армии, соблюдали хотя бы элементарные меры предосторожности по части выражения своих взглядов на людях. Политические и религиозные точки зрения распространялись со смелым безразличием к последствиям: не то чтобы последствия могли быть серьезными. Нелегальные новостные листки периодически публиковали довольно неубедительные байки о солдатах, которые притесняли жителей Лондона, выражавших роялистские взгляды, но в период такой неопределенности правительство (каким бы оно ни было) вряд ли стало бы преследовать кого-то, кроме самых упорных и опасных критиков. Осуждение политиков, высказывавших свою критику в пивных и у каминов, не стоило их внимания, хотя иногда провокационное поведение могло привести к драке. Например, лорд Мидлсекс, обедая с группой роялистов в Сити в таверне «Белая лошадь», выказал свое отношение к некоторым солдатам на улице тем, что вылил им на голову содержимое ночного горшка. Неудивительно, что возникла потасовка, в которой роялисты, будучи в сильном меньшинстве, потерпели поражение, а некоторые даже на ночь были арестованы. Но развития это происшествие не получило.

Другой случай произошел с графом Нортгемптоном, который был предан королю. Как-то он встретил на узкой улочке на окраине Лондона сэра Уильяма Бреретона, своего давнего врага. Вражда возникла несколько лет назад, когда Бреретон после сражения отказался отдать тело отца Нортгемптона для захоронения. За такое нерыцарское поведение семья так и не простила его. Нортгемптон немедленно вытащил свою шпагу и бросил ему вызов. Бреретон отказался драться, но, прежде чем он успел недостойно скрыться, Нортгемптон нанес ему несколько сильных ударов по голове и плечам. За такой акт агрессии парламент пригрозил Нортгемптону лишением права на помилование, правда, эта угроза не была выполнена.

Но не от разбитых роялистов армия претерпела самые большие неприятности. Когда она захватила власть в стране и привела все в движение для организации суда над королем, противодействие, которого она боялась больше всего, исходило от пресвитерианцев, которых она изгнала из парламента, но не заставила замолчать, и от левеллеров, чьи требования радикальных перемен в правительстве она так и не приняла.

Действенная сила пресвитерианцев была сломлена чисткой в парламенте. Армия отпустила на свободу менее значимых членов их фракции, но весьма предусмотрительно держала в тюрьме более влиятельных лиц. Трое из них были видными фигурами – сэр Уильям Уоллер, Эдвард Мэсси и Роберт Браун. Уоллер был одним из ведущих полководцев армии парламента в первые годы войны. Мэсси – молодой человек, известный тем, что защищал Глостера от короля в 1643 г. и попытался организовать новую пресвитерианскую армию в противовес армии парламента. В этом ему помогал Браун, видный горожанин и шериф Лондона, который во время войны несколько месяцев командовал войсками в центральной части Англии. Теперь, когда эта троица оказалась под стражей, можно было не опасаться, что пресвитерианцы соберут конкурирующую армию.

Более шумными, но в целом менее опасными были двое яростных полемистов пресвитерианской партии – Уильям Принн и Клемент Уокер; оба были исключены из парламента во время чистки. Уокер в своих публикациях вел яростную атаку на Кромвеля и его сторонников под названием «История независимости», но, как только армия захватила власть, из-под его пера стали выходить еще более злобные статьи.