Сам наш Спаситель, как сказано в Новом Завете, подал нам множество примеров поста и молитвы. Потому-то простые братья монахи вроде меня повенчаны с нищетой и безбрачием. Наша жизнь полна милосердия, жалости и чистоты. Вот я, например, всегда лью слезы. Да-да, я плачу! Конечно, порой нас преследуют за такую святость. Но таков уж мир! Но все равно, вот что я тебе скажу. Наши молитвы более угодны Богу.

Они воспаряют выше, чем молитвы таких, как ты и тебе подобных, которые думают только о своих чувственных желаниях. Адама и Еву изгнали из Эдемского сада за грех чревоугодия. А ты не знал? Да-да, не за распутство, а за обжорство. Уж я-то знаю!

Послушай меня, Томас, заклинаю тебя. У меня сейчас нет при себе текста, но я хоть и не наизусть, а главное помню. Вот какие слова сказал сладчайший Иисус Христос, когда говорил о нас, нищенствующих братьях: „Блаженны, – говорил Он, – нищие духом“. Это же про меня! Все евангелия поют нам хвалу. Кто чист, тот и набожен. Игольное ушко. Все такое. Думаешь, о ком это они толкуют: о нас или о вас, барахтающихся в богатстве? Я жалею тех, кто находится в плену у обжорства. Я плюю на тех, кто обуян сладострастием. Я отрекаюсь от них, Томас! Я отворачиваюсь от них. Они ничуть не лучше еретика Иовиниана. Он был тучен, как кит, и ковылял, как лебедь. Он был словно налитая до краев бочка с элем в харчевне. Да как такие люди могут молиться? Такой начнет молиться – да только рыгнет. Помнишь тот псалом Давида, где он говорит: „Излилось из сердца моего слово благое (cor meum eructavit)“? А из этих только блевотина изливается.

Нет. Это мы – те, кто смиренно следует примеру и идет по пути Иисуса. Мы кротки. Мы бедны. Мы целомудренны. Мы смиренны, Томас, очень смиренны. Мы не просто прислушиваемся к слову Господню. Мы исполняем его. Как сокол, что летит ввысь и достигает небосвода, так и наши молитвы и просьбы достигают небесных врат. Мы высоко поднимаемся, Томас. Как верно то, что я живу и дышу, Томас, так верно и то, что ты не сподобишься благодати, пока не станешь частью нашего братства. Клянусь тебе всеми святыми. Мы, монахи, молимся за тебя день и ночь, умоляя Христа сжалиться над твоей немощной плотью и вернуть твоему хилому телу здоровье».

«Да поможет мне Бог, – отвечал больной. – Я не почувствовал никакой пользы от этого. За последние несколько лет я истратил кучу денег на монахов из самых разных нищенствующих орденов. И что же? Да ничего! Я только профукал большую часть своих денег, а теперь могу попрощаться и с их остатком».

«Ах, Томас, Томас! Прополощи рот! Как ты можешь такое говорить? Что это за вздор ты мелешь про „разные ордена“? Что толку выискивать „разные ордена“ знахарей, когда перед тобой – самый сведущий из лекарей? Непостоянство погубит тебя. Попомни мои слова. Неужели ты в самом деле считаешь, что моих молитв – и молитв моих святых собратьев – для тебя недостаточно? Это просто смешно. Да так ли уж много ты нам давал? Одному монастырю дал полмешка овса. Другой обители – двадцать четыре пенса. Одному монаху дал пенни – и пускай проваливает. Другому брату – ну, ты меня понял. Нет-нет, Томас, все это неправильно. Негоже так делать.