Вообще‑то делать выводы пока рано. Тем не менее она их сделала. Арестованный и посаженный за решетку человек явно не китаец. И ее находки мало‑помалу утрачивают смысл. Она вернулась в кабинет, сложила дневники на место в пластиковый пакет. Нет никаких причин копаться дальше в столетней давности дневниках, в расистских и человеконенавистнических заметках этого несимпатичного Я.А.

Вечером она поужинала за компанию со Стаффаном. Новостей из Хельсингланда коснулись в разговоре вскользь. В вечерних газетах, которые Стаффан прихватил домой из поезда, информация 5ыла все та же. На фото с пресс‑конференции она заметила Ларса Эмануэльссона, тянущего руку, чтобы задать вопрос. При мысли об этом типе ее передернуло. Стаффану она сказала, что завтра съездит к Карин Виман, вероятно с ночевкой. Стаффан знал и Карин, и ее покойного мужа.

– Поезжай, – кивнул он. – Тебе это пойдет на пользу. К врачу когда назначено?

– Через несколько дней. Он наверняка скажет, что я здорова.

На другой день, когда Стаффан ушел на работу, а она собирала сумку, зазвонил телефон. Ларс Эмануэльссон. Биргитта мгновенно насторожилась:

– Что вам нужно? Откуда вы взяли мой телефон? Он засекречен.

Ларс Эмануэльссон хихикнул:

– Журналисту, который не знает, как добыть телефон, пусть даже самый засекреченный, надо сменить профессию.

– Что вам нужно?

– Комментарий. В Худиксвалле происходят грандиозные события. Прокурор не слишком уверен в себе, однако смотрит нам прямо в глаза. Что скажете по этому поводу?

– Ничего.

Дружелюбность Ларса Эмануэльссона, напускная ли, нет ли, вмиг исчезла. Тон стал резче, нетерпеливее:

– Давайте не будем заводить старую шарманку. Ответьте на мои вопросы. Иначе я начну писать о вас.

– Я не располагаю никакой информацией о том, что огласил прокурор. Для меня это такая же неожиданность, как и для остальных шведов.

– Неожиданность?

– Называйте как угодно. Неожиданность, облегчение, равнодушие, как угодно.

– Несколько простых вопросов.

– Я кладу трубку.

– Тогда я напишу, что хельсингборгский судья, недавно в спешке покинувший Худиксвалль, отказывается отвечать на вопросы. Ваш дом когда‑нибудь осаждали журналисты? Это очень легко устроить. Раньше, ловко распространяя слухи, в этой стране можно было в два счета собрать толпу линчевателей. Орда ретивых журналистов очень на них похожа.

– Что вам нужно?

– Получить ответы. Зачем вы приезжали в Худиксвалль?

– Я в родстве с несколькими убитыми. С кем именно – не скажу.

Она слышала, как он пыхтит в трубку, оценивая или записывая ее ответ.

– Что ж, это верно. Почему уехали?

– Пора было вернуться домой.

– Что находилось в пластиковом пакете, который вы вынесли из полицейского управления?

Биргитта немного подумала, потом сказала:

– Дневники, принадлежавшие моему родственнику.

– Это правда?

– Правда. Если приедете в Хельсингборг, я покажу вам через порог одну из тетрадей. Добро пожаловать.

– Верю. Поймите, я просто делаю свою работу.

– У вас всё?

– Да, всё.

Биргитта Руслин грохнула трубку на рычаг. Ее бросило в пот. Хотя отвечала она правдиво и полно. Писать Ларсу Эмануэльссону не о чем. Впрочем, его упорство по‑прежнему ей импонировало, он действительно весьма дельный репортер.

Проще было бы, конечно, сесть на паром до Хельсингёра, но она проехала до Мальмё и прокатилась по длинному мосту, по которому раньше ездила только на автобусе.