В общем после всех этих тяжких мытарств сошли мы месяца мая двадцать четвертого числа на берег Амбойны, у крепости Виктория. Там мы с Силлой оставили корабль, который принял на борт лишь пресную воду и провиант и тут же пошел в следующий порт. Мы же стали совет держать, что делать дальше. Девица и прежде того мне сказывала, что готова в случае надобности от своей языческой веры отказаться. Мы пока что сочли за лучшее наши истинные отношения в тайне держать. Потому я указал, что она моя законная жена, и по этой причине ни свадьбы мы не играли, ни с верой своей турецкой Силла не расставалась. За что меня Господь Бог, праведность соблюдая, позднее тяжко покарал.

Я представился в крепости Виктория, у господина губернатора по имени Хетсерт, попросив определить меня на службу. Этот господин, выслушав мои лживые россказни, отказал мне сад и маленькую камышовую хижину. Там я и поселился со своей индианкой.

Поначалу все шло хорошо, мы отдыхали от перенесенных опасностей. Мне было привольно, потому как индийские женщины приучены угождать мужескому полу. Каждый день у меня было вдоволь еды, а когда не хотелось есть, лежал себе в хижине, без особых трудов. Силла работала в саду, собирала кокосовые орехи, а также саго и прочие съедобные плоды. Прожили мы вместе подобным образом почти год.

Однако стала меня кручина забирать, что не на своем дворе я сижу, у Столовой горы, и возжелал я домой вернуться. Хоть и не было особого недостатка, да и дела мои были справны, однако овладело мной недовольство. Редко когда что другое в пищу употреблял, кроме саго и пинанга, а также рыбы соленой, и еда такая меня все больше удручала. И с Силлой сношения прекратил, укоряя себя изрядно в том, что она безбожная язычница.

После нескольких тщетных попыток в марте месяце 1660 года мне удалось незамеченным пробраться на голландский корабль, что с грузом мускатного ореха обратно в Батавию направлялся. Был полон радости сердечной, покуда мы все далее отходили, желая доброй индианке счастия и благоденствия, полагая вскорости у своей подлинной жены оказаться. Однако в слабости своей забыл я о Божественном промысле. Вскорости обрушились на нас ветры жестокие, паруса спустить пришлось да якорь то и дело бросать. Посему по прошествии некоторого времени кончилась на корабле пресная вода, и впали мы в нужду ужасающую. Многие занемогли, выли и жалостно стонали. В сем ужасном положении узрели мы остров, бросили якорь и спешно спустили шлюпку, в которую село человек пятнадцать, и среди оных и я случился. Что было мочи гребли к берегу, но приплыв нашли его крутым и скалистым, и не было нам надежды на сушу сойти, а тут и волнение морское столь ужасно стало, что взял нас страх, что лодочка наша об оные скалы расшибется или, чего доброго, перевернется. Вскорости чаяния наши нас совсем оставили. Однако ж некоторые из нас, и я в том числе, что плавать умели, бросились за борт и счастливо через прибой на берег выбрались, один из нас только утоп. Вскорости достигли мы чистого ручья и вознесли хвалу Господу, и пил каждый, сколько было угодно. Потом бросились обратно к берегу, чтобы позвать' тех, которые в лодке остались. И узрели в ужасе великом, что лодки нигде нет, и не ведали, унесло ли ее ветром или совсем потонула. Кричали и звали, что было мочи, да все без толку. В страшное сие мгновение испугались мы столь сильно, что пали на землю, яко мертвы, ибо обстоятельства наши были столь плачевны, что и надежды у нас не оставалось, что живы будем и в земли обитаемые возвернемся.