— Что же я могу, друг мой? Чего вы ждёте от меня?

— Действий, достойных вашего блистательного ума и ваших безусловных прав.

— Вы говорите, прав? Но как раз прав у меня нет и не может быть, разве что не станет, не дай Бог, императора. Но и тогда, вы сами передали мне слова Никиты Панина, речь будет идти о прямом наследнике престола и о регентстве.

— Государыня, я не перестану настаивать на своем мнении. Почему вы не предпринимаете никаких шагов, чтобы спасти будущее вашего сына, а вместе с ним и России? Поверьте, число сочувствующих вам растет день ото дня. Я могла бы назвать десятки имен.

— Нет, нет, только не это. Я ничего и ни о чем не хочу знать. Я готова отречься даже от вашего визита, тем более от подобного разговора. Любая неосторожность может погубить нас всех, но и ввергнуть страну в пучину беззакония. Будьте осмотрительны и осторожны, княгиня! Будьте осторожны!

— Но я ничего и не предлагаю вам, ваше величество, кроме согласия стать объектом наших совместных усилий. Мы должны быть уверены, что вы не откажетесь от нашей победы, в которой я не сомневаюсь.

— Дитя мое, вы непременно обратите на себя внимание новым родом своих занятий и интересов. При дворе слишком много широко открытых глаз и ушей. Любое изменение привычного уклада вашей жизни не останется незамеченным.

— Поверьте, государыня, этого условия я не упустила. Я также часто езжу ко всем родным, и кстати, это дает мне прекрасную возможность знать, что происходит в непосредственном окружении императора. Мои родные, не исключая батюшки и дядюшки, убеждены, что мои мысли заняты возведением нашей дачи в Красном Кабаке.

— И они не удивляются вашим неожиданно открывшимся хозяйственным способностям?

— Ни в коей мере! Они уверены, что все дело в моем желании построить для нас с князем Михайлой уютное гнездышко, тем более что средств на покупку готового дома с разбитым садом у нас попросту нет и вряд ли будет в будущем. Я поддерживаю их заблуждения, отправляясь через день на это отвратительное болото, которое не заслуживает ни моих забот, ни наших расходов. Зато там я могу обдумывать наши планы, а иногда и встречаться с нужными людьми, будто бы помогающими мне в строительстве.

— Такими, как Александр Строганов, позволивший вам промочить ноги и подхватить инфлуэнцу!

— О, государыня, Строганов нисколько не виноват — он не ожидал стремительности моих действий и не мог им воспротивиться. Я оказалась в болоте исключительно по моей глупости.

— И каковы же результаты ваших размышлений?

— Их достаточно много, но я ограничусь небольшой выдержкой, которую захватила с собой специально, чтобы представить вашему величеству.

— Я не стану брать ее в руки. Если вы настаиваете, дитя мое, прочтите сами.

— Как вам будет угодно, государыня. Итак, каждый благоразумный человек, знающий, что власть, отданная в руки толпы, слишком порывиста или слишком неповоротлива, беспорядочна вследствие разнообразия мнений и чувств, желает ограниченного монархического правления с уважаемым монархом, который был бы настоящим отцом для своих подданных и внушал бы страх злым людям; человек, знакомый с изменчивостью и легкомыслием толпы, не может желать иного правления, кроме ограниченной монархии с определенными ясными законами и государем, уважающим самого себя и любящим и уважающим своих подданных.

— Узнаю мысли Панина. Забавно, что он вывез их именно из Швеции.

— Вы не согласны с ними, ваше императорское величество?

— Напротив. Вполне согласна, хотя полагаю, что время и обстоятельства непременно внесут в них свои поправки. Идея ограничения монархии законами допустима и желанна для меня, но совершенно невозможна для императора Петра Федоровича.