|
После многих недель, проведенных в Москве у матушки, он с нею же направился в Троицкое, благо оно находится на пути в Киев, через который должна проходить дорога его посольства. Горячность князь Михайлы и его понятия о чести непременно привели бы к новым столкновениям с императором и его все более многочисленными и все менее достойными любимцами. Меня приводит в ужас его арап Нарцис, пользующийся ничем не ограниченной свободой действий и высказываний, и нисколько не менее принц Георгий, с которым государь, повздорив за столом, едва не устроил настоящую дуэль. Только слезное вмешательство барона Корфе, бросившегося между дуэлянтами на колени, спасло российского императора от очередного позора. Князь Михайла никогда бы не согласился с тем, что подобные эксцессы имеют и свою положительную сторону, настраивая общество и гвардию против императора. Между тем это именно так. Сэр Кейт еще раз доказал свою редкую проницательность, предсказывая, что императору не избежать в самом скором времени всеобщего презрения, которое и может положить конец неудачному царствованию. С ним легко согласиться, но как не пропустить ту самую решительную минуту, которая должна принести удачу государыне и очистить для нее российский престол!
— Ваше императорское величество, пожар! — Где пожар? — На Охте. — И большой? — Большой, ваше величество, — усадьба целая занялась. Вон, столб огня отсюда и то видать. — Шубу! Лошадей! — Может, не надо, ваше величество? День был промозглый, морозцем все дороги прибрало, не простудились бы, ваше величество. Не государево это дело. — Молчать! А как же дед мой, государь Петр Великий, на каждом пожаре бывал, сам крючьями да баграми орудовал? Жители столицы должны знать храбрость своего императора. — Лошади поданы, государь. — Вот и славно. Императрице скажи, чтоб к ужину не ждала, — вернусь, без нее обойдусь. А Елизавета Романовна… — Елизавета Романовна, ваше императорское величество, уже в карете дожидаются. Сказать велели, что непременно с государем поедут, — за здоровье государя больно опасятся. На царицыной половине дверь хлопнула. Половицы заскрипели. В окошке занавеска чуть приоткинулась. — Уехали! Слава тебе Господи, уехали. — Тебе бы туда, Василий. Твой дом-то горит. — Ничего, ничего, государыня, в суматохе никто и не приметит — там ли я, нет ли. Племяннику строго-настрого приказал всем говорить, мол, сейчас тут стоял, отошел, поди. — Благодарить-то тебя как? — Какая благодарность, государыня! Родишь к сроку, управимся с делами, вот и радостью нас подаришь. — Дом я тебе лучше отстрою, денег найду… — Найдешь, найдешь, государыня. Всему свой час. Про дитё сейчас думать надо. В добрый час тебе, матушка. Катерина Ивановна с тобой побудет, а я на часах постою. Никак, к заднему крыльцу карета подъехала, кто-то по лестнице идет. Вот грех-то, Господи! Двери все запереть… — Чего это ты, Василий, двери запираешь? Разве государыни нет? — Княгиня Катерина Романовна! Да-с, нету ее императорского величества, выйти изволили. Мне тоже отлучиться надоть, так чтоб кто посторонний шастать не стал… — Куда государыня ушла? Куда ты отлучишься? Чудно что-то. — Жена у меня, ваше сиятельство, на сносях, ее императорское величество и решила проведать, а тем часом известие пришло — усадьба наша загорелась. — Так что, государыня на пожаре оказалась? — Да нет же, ваше сиятельство, жена тут неподалеку — у родственников. — Так, может, подождать государыни? Я разочла, коли государь на пожаре, так и потолковать на Свободе можно. |
