Как вы думаете? Я считаю, существует некая готовность умереть. Вы знаете это не хуже меня.
Я кивнул. Да, я сам уже не раз испытывал подобное желание.
— Хотел бы я знать, чем это вызвано, — задумчиво произнес Гревс. — Быть может, женщина. Он был офицером воздушного флота, знаете ли. Может быть, он потерял свой корабль, бросил его в беде или еще что-нибудь в том же роде…
Ольмейер фыркнул и уставился в свою книгу.
— Он всего лишь слабак. Просто слабак, вот и все.
— Вполне возможно. — Я встал. — Думаю, мне пора обратно. Вы не будете против, если завтра я снова приду? Я бы очень хотел оказаться здесь, когда вернется Шоукросс.
— Итак, до завтра. — Гревс поднял руку в знак приветствия. — Я вам желаю всего наилучшего, Бастэйбл.
* * *
Тем вечером я ужинал вместе с Хирой. На ужин были рыба и овощи. Я рассказывал ему о своей беседе в отеле и о второй встрече с Демпси. Таинственные замечания и намеки возбудили мое любопытство, и я спросил Хиру, не знает ли он что-нибудь о причинах, заставивших Демпси остаться на острове.
Хира не располагал обширными сведениями о курильщике опиума.
— Знаю только, что он находился в куда лучшем состоянии, когда только прибыл сюда. Я не слишком много общался с европейскими служащими, как вы уже должны были заметить. — Он бросил на меня насмешливый взгляд. — Англичане часто начинают вести себя весьма своеобразно, стоит им прожить на Востоке пару лет. Вероятно, они испытывают некое чувство вины. В конце концов, вы же нас эксплуатируете, а?
Я совершенно не желал высказываться по этому поводу, и мы завершили трапезу в сравнительном безмолвии. После ужина мы откинулись в наших креслах и закурили. Мы говорили о состоянии китайского поденщика, которого я подобрал. Хира доложил мне, что он благополучно поправляется. Я уже хотел вставать и отправляться в постель, когда внезапно распахнулась дверь и ворвалась монахиня.
— Доктор, быстрее! Шоукросс! — Тревога звучала в ее голосе. — На него напали. Я думаю… он умирает!
Мы бросились бежать вниз, в маленькую приемную госпиталя. В свете масляных ламп я увидел, что там стоят Ольмейер и Гревс, оба бледные. Они беспомощно смотрели на тело, простертое на импровизированных носилках, поставленных на пол. Им пришлось нести эту тяжесть сюда от самого отеля.
Хира наклонился и осмотрел человека на носилках.
— Боже мой! — вскричал он.
Гревс доложил мне:
— Примерно час назад его сбросили с лестницы отеля. Я думаю, какой-нибудь китаец захотел забрать свою женщину или, может быть, свою дочь, которая ушла с Шоукроссом. Не знаю. — Он провел платком по мрачному лицу. — До этой несчастной войны подобное было просто невозможным..
С того момента, как я разглядел поникшее тело на носилках, я не произнес ни слова.
— Бедняга!
Хира выпрямился и многозначительно посмотрел на меня. Для Шоукросса не существовало больше никакой надежды. Врач повернулся к Гревсу и Ольмейеру:
— Вы не могли бы донести носилки до палаты? Пожалуйста!
Когда оба они снова подняли носилки и поднялись по короткой лестнице, я пошел следом. Я помог сестре уложить пострадавшего в постель, но было слишком ясно, что у него не осталось ни одной не переломанной кости. В искалеченном теле едва угадывалось человеческое существо. Прошло довольно много времени с тех пор, как его измочалили, и жить ему осталось недолго.
Хира извлек шприц. Искалеченный человек открыл глаза и посмотрел на нас. Его губы шевельнулись.
Я склонился над ним.
— Сраные желтозадые обезьяны… бедная девчонка… из-за меня. |