Японцы спешили к лагерю. Как следствие этого, нам удалось пройти. Они еще не искали бежавших заключенных. Даже если они видели нас, они бы приняли нас за вражеских солдат. Нас бы при этом, правда, обстреляли, но преследовать не стали.

Мы добежали до окраины поселения. Никогда еще задача незаметно проскользнуть по улицам не была так легко выполнима.

И снова нам повезло. События отвлекли на себя все внимание японцев и всех их солдат. Вопли Бирчингтона: «Парни, подождите же меня!» были для нас куда опаснее. Небольшое подразделение японской пехоты услышало его рев и тотчас начало обстреливать аллею, где мы скрывались. Гревс и еще двое упали на землю.

Я встал на колени рядом с Гревсом и пощупал его пульс. Пуля попала ему в затылок, он был убит на месте. Еще один беглец также был мертв, третий был всего лишь легко ранен. Он положил руку мне на плечи, и мы помчались дальше в сторону порта. Мы были уже почти в истерике и громко кричали на Бирчингтона, когда японский солдат снова открыл огонь.

— Закрой хлебало, ты, идиот! Гревс убит!

— Убит? Он казался довольно предусмотрительным…

— Заткнись, придурок!

Мы добежали до пристани и, как и предполагалось, бросились в воду, чтобы доплыть до ближайшей лодки, которая неясно мерцала красноватыми и белыми пятнами в туманных огнях порта. Я слышал вопли Бирчингтона.

— Да послушайте же, товарищи! Выслушайте! Разве вы не знаете, что я не умею плавать?

Это признание, казалось, придало мне новых сил. Поддерживая раненого, я плыл к моторной лодке. Несколько воздухоплавателей из наших друзей уже вскарабкались по вантам. Я почувствовал облегчение, когда не услышал выстрелов. Вероятно, нам, в конце концов, удалось обогнать японцев.

Когда я наконец добрался до лодки, там уже были наши. Мне бросили трос. Я поднял раненого и держал лестницу, пока он поднимался. До меня еле слышно донесся отчаянный вопль Бирчингтона:

— Послушайте же, парни! Отправьте за мной лодку, заберите меня с собой!

Сердце мое ожесточилось. В то мгновение, должен признаться, я не дал бы за жизнь Бирчингтона и ломаного гроша.

Когда я наконец стоял на палубе, я задыхался от усталости. Я огляделся, ожидая увидеть плененных японских моряков. Вместо этого меня встретили белые мундиры российского военного флота. Молодой лейтенант в фуражке набекрень, расстегнутом кителе и револьвером и саблей в руках, отсалютовал мне.

— Добро пожаловать на борт! — произнес он на безупречном английском. Он лучился беззаботной улыбкой, какую потом я видел только у русских и больше ни у кого. — Похоже, мы с вами оба набрели на одну и ту же удачную мысль, — продолжал он. — Лейтенант Пятницкий, к вашим услугам. Мы взяли этот корабль за двадцать минут до вашего появления.

— А воздушные корабли?..

— Российские. Мы забираем военнопленных. Надеюсь, что именно это происходит в настоящий момент.

— Вы рисковали многими жизнями ради нескольких пленников, — заметил я.

— Покуда пленные находятся на острове, — обстоятельно начал объяснять Пятницкий, — мы не можем подвергать бомбардировкам японские склады топлива и горючего.

Один из английских моряков сказал:

— Бедняга Гревс. Умер за пустое дело и из-за пустого места.

Я прислонился к борту. Я все еще слышал жалобный голос Бирчингтона. Стоя на берегу, он завывал и умолял: хныкающий голос перепуганного ребенка.

ГЛАВА ВТОРАЯ

СНОВА НА СЛУЖБЕ

Если бы до того, как я вступил в храм Теку Бенга, мне кто-нибудь сказал, что в один прекрасный день я с радостью поступлю на службу к русским, я высмеял бы этого человека; если же он стал бы упорствовать в своем утверждении, я бы, вероятно, съездил ему по физиономии.