Мне никто не ответил.

— Вот дерьмо! — я выругался и снова уселся на матрас.

Министр, похоже, решил сразу взяться за эксперименты, раз уж их чертова сыворотка на меня не действовала. К вечеру у меня случился жуткий приступ голода, вместе с накатившей яростью. Но я задавил в себе желание выплеснуть гнев. Только не на камеру, запись с которой, без сомнения, потом будет просматривать Джек. А потом мне пришло в голову, что тут наверняка знают, что бывает с оборотнями, если их морить голодом несколько дней. Ведь не зря же Гарван Хэйс тогда, на горе Галтимор, давал Фалви советы, что делать при кровопотере. Чертов доктор! Итак, что я мог сделать в самом худшем варианте? Это опять впасть в невменяемость, напасть на первого вошедшего в камеру и разорвать его в клочья.

— Черта с два тебе, Джек, — процедил я сквозь зубы.

Ночью мне жутко захотелось пить. Но, видимо, меня решили мучить и жаждой. Я еще раз обошел камеру, принюхиваясь, но ни на одной стене не нашлось даже капельки конденсата. Промучавшись ночь, утром я отключился. В голове крутилась только одна мысль: «Спать, спать, спать, спать…»

Когда я вновь открыл глаза, у меня возникло чувство утраченного времени. Я не понимал, сколько часов прошло с момента моего заключения. Меня мутило от голода, а в голове всё ещё стоял вой от увиденных во сне кошмаров. Я пытался понять, сон это или отпечатки издевательств, произошедших в этих стенах.

Я видел Артегала, как он выл, как бесился в этой камере, бросаясь на стены, как его кровь впитывалась в серый безликий бетон. А вслед за ним выли еще десятки оборотней, замученных, затравленных, искусственно доведенных до зверского состояния. И этот хор пугал меня гораздо больше одинокого злобного воя Артегала. Словно в нем было что-то знакомое. И пару раз мне казалось, что среди отчаянных завываний кто-то зовет меня.

Чувство тревоги почти подавило чувство голода. Я вдруг с ужасом подумал, что, может быть, это мучают мою семью и я слышу их голоса даже через антимагическую защиту. Но, сколько я ни прислушивался к звукам и к ощущениям, больше ничего не разобрал. И, хоть тревога не ушла, я решил, что это все-таки был обычный кошмар. Я хотел подняться и понял, что организм мне преподнес очередной сюрприз. Я вновь был в облике волка, разорванная одежда валялась рядом.

— Вот проклятье! — прохрипел я.

В пересохшей глотке от сказанного засаднило. Я сел на матрасе. Камера стала заваливаться на бока, как судно при качке, и пришлось закрыть глаза на несколько мгновений, чтобы головокружение прошло.

— Доброе утро, Руари! — услышал я голос министра.

Полный ненависти рык вырвался раньше, чем я успел осознать, что голос был напряженный и усталый.

— Что ж, посмотрим, каков ты в деле, — произнес Джек, и в сторону отъехала вторая бетонная дверь — именно в том месте, где я заметил щели между блоками.

Прежде чем я сообразил, что делаю, ноги уже несли меня по коридору, следуя за запахом свежей воды.

«Да притормози же!» — мысленно заорал я сам себе.

Обострившееся обоняние между тем принесло еще целую гамму запахов. Я резко остановился на выходе в другой зал.

Посередине стояла большая чаша с водой. А позади нее в шести футах находился Охотник. Дуло автомата резко повернулось ко мне. А я уже знал, что пули там обычные и что пот бедняги пахнет тюремной едой. От осознания, какими тут экспериментами занимался министр, мне стало мерзко. Заключенный, которому зачем-то нацепили бронежилет и железный воротник, защищающий горло, обливаясь потом, попятился. Руки его мелко тряслись. Но, если раньше запах страха меня заводил, то теперь меня просто выворачивало от омерзения.

— Эй… — произнес я хрипло.

Заключенный нервно дернулся и едва не нажал на спусковой крючок.

— Ты мне воды дашь попить? — поинтересовался я.