|
.. И после этого видеть человека, который сделал это и даже не беспокоится... Ее голос внезапно сорвался. Могу подбросить вам еще факты, моя дорогая, – сказал дядюшка Артур. – Три человека, а не два. Он убил еще одного до того, как вы появились на борту. У него не было выбора. Но ни один разумный человек не назовет Филипа Калверта убийцей. Да, он не может беспокоиться из‑за того, что произошло – иначе он лишился бы разума от всех этих переживаний. Но он беспокоится о многом другом. И делает это не за деньги. Он получает мизерное жалованье для человека таких способностей... – Я мысленно отметил про себя, что напомню ему об этом, когда мы окажемся наедине. – Он делает это не в состоянии аффекта и не из любви к риску. Человек, отдающий свободное время музыке, астрономии и философии, не может быть любителем дешевого риска. Но он беспокоится. Он обеспокоен столкновением права и бесправия, добра к зла, и когда преимущество зла становится слишком большим, он не колеблясь вмешивается, чтобы восстановить справедливость. И может, это делает его чем‑то выше нас с вами, дорогая Шарлотта.
– Это еще не все, – сказал я. – Я также широко известен своей любовью к маленьким детям. – Простите, Калверт, – сказал дядюшка Артур. – Я надеюсь, вы не усмотрели здесь никакой обиды, и я не хотел, смутить вас. Но если Шарлотта считает необходимым прийти и извиниться, то я считаю необходимым внести полную ясность. – Но Шарлотта пришла сюда не только за этим, – едко сказал я. – По крайней мере, это не главное для нее. Она поднялась к вам, чтобы удовлетворить женское любопытство. Она хочет знать, куда мы направляемся. – Как вы полагаете, можно мне закурить? – спросила она. – Только не чиркайте спичкой у меня перед глазами. Она закурила сигарету и сказала: – Да, я хочу удовлетворить свое любопытство. Но что меня интересует, как вы думаете? О том, куда мы направляемся, я знаю. Вы сами сказали. К Лох‑Гурону. Что бы я хотела знать, так это то, что же здесь происходит, что за страшная тайна за всех этим? Почему на «Шангри‑Ла» появлялись эти страшные посетители пассажиры, что за фантастическая важность оправдывает гибель трех человек за один вечер, что вы здесь делаете и кого представляете? Я никогда всерьез не верила, что вы представитель ЮНЕСКО, сэр Артур. Теперь я точно знаю, что вот. Пожалуйста! Я думаю, что имею право звать. – Не говорите ей, – посоветовал я. – Почему же нет? – раздраженно спросил дядюшка Артур. – Как вы слышали, леди была втянута в дело без ее согласия. Она имеет право знать. Кроме того, все равно все станет известно всем через день или два. – Вы так не думали, когда угрожали сержанту Мак‑Дональду разжалованием и тюремным заключением за разглашение государственной тайны. – Может быть, потому, что он мог повредить делу, разболтав, – возразил он веско. – А леди... то есть Шарлотта, она не в состоянии это сделать. Конечно, – быстро продолжил он, – у меня и в мыслях ничего такого не было. Это невозможно. Шарлотта мой старый и добрый друг, надежный друг, Калверт. Она должна знать. – Я чувствую, что ваш друг мистер Калверт не слишком высокого мнения обо мне, – спокойно сказала Шарлотта. – Или, может быть, не слишком высокого мнения о женщинах вообще. – Я просто обеспокоен, – сказал я. – Не могу забыть высказывание адмирала: «Никогда, никогда, никогда...» Забыл, сколько было этих «никогда», но думаю, четыре или пять. «Никогда не говорить никому, если в этом нет жизненной необходимости или особой срочности». В данном случае нет ни того, ни другого. |
