|
Так уж получилось, что за всю жизнь он ещё не испытывал радости, сравнимой с радостью от игры, – радости, которую он, впрочем, уже давно и привычно приносил в жертву богу семьи. Но пришло время менять эти привычки. Страсть к игре тлела в нём долгие годы, и чтобы держаться от неё подальше, всякий раз приходилось прилагать немалые усилия. Удавалось, если честно, не очень: Марко всегда казалось, что эта страсть ждёт, погребённая под грудой куда более достойных вещей, которыми он до поры до времени предпочитал заниматься, но готовая в любой момент выбраться и продемонстрировать всем вокруг его, Марко, истинную сущность, – совсем как волчий вой в конце душераздирающей песни Джони Митчелл, которая сразу после выхода (а вышла она в конце семидесятых, когда мир ещё был молод) не понравилась никому, кроме него самого, причём именно по этой самой причине. Так бывало и в Риме, ещё в эпоху Марины, но с особой силой началось после возвращения во Флоренцию, где Марко благодаря теннису познакомился с отпрыском знатного сиенского семейства по имени Луиджи Дами-Тамбурини, который – большая, надо сказать, редкость – оказался вовсе не гол как сокол, а напротив, управлял богатым семейным наследием: выпускал вино под маркой «Брунелло ди Монтальчино», сдавал в аренду недвижимость от Флоренции до Сиены, имел неплохую прибыль с источника минеральной воды на горе Амиата и возглавлял небольшой семейный банк, а также связанный с ним фонд, специализирующийся на иконографии двадцатого века. Между прочим, именно этому фонду, который, как и сам банк, располагался вовсе не в Сиене, а во Флоренции, Марко Каррера передал в дар материнский фотоархив, разрешив таким образом проблему совершенно непомерных масштабов. Обеспечив такому человеку победу в парном разряде на одном из благотворительных турниров, Марко и получил приглашение на ужин на виллу в Вико-Альто, а когда их пара окончательно закрепилась в турнирных сетках «кому за 100 на двоих», приглашения стали ещё более частыми и регулярными. Адель была тогда ещё жива, и эти визиты её несколько тревожили, поскольку Дами-Тамбурини со своей знаменитой привычкой пару раз в месяц превращать дом в подпольный игорный притон тоже был на слуху; но Марко заверил её, что полученные им приглашения – назовём их приглашениями типа А – относились исключительно к роскошным приёмам, которые в лучшем случае отдавали масонством, а уж никак не азартными играми.
Однако стоило Марко Каррере упомянуть своё игроцкое прошлое и желание освежить навыки, как перед ним вдруг открылась тёмная сторона жизни Дами-Тамбурини. Впрочем, с самого первого визита по приглашению, скажем так, типа B он понял – что-то здесь не сходится: сторона эта оказалась вовсе не такой уж тёмной – скорее, чуть более пряной вариацией гламурного шика типа А. Единственное отличие заключалось в том, что в зале возникали рулетка и стол для баккара, служившие гостям центром притяжения. Вот только играли здесь как-то рассеянно: больше болтали, шутили. Сплошь любители, дилетанты: не было в них азарта, не было серьёзности; многие вообще являлись будто не в царство порока, а на светский раут типа А, и даже тот факт, что Марко приехал с гамаком, который вместе со спящей малышкой установил в отдельном кабинете, был воспринят с умилением. Собравшиеся выглядели расслабленными, в воздухе не витал запах краха, гибели, а ведь именно этого запаха Марко не хватало с тех самых пор, как он бросил ошиваться за игровыми столами: без этого он не чувствовал радости – но главное, вертелось у него в голове, без этого заведению никак не быть на слуху. А потому, выстроив цепочку умозаключений, аналогичную тем, что приводят учёных к доказательству существования незримого через доказательство невозможности его несуществования, Марко Каррера убедил себя в неизбежности существования приглашений типа C. По сути, фиктивная игра типа B нужна была лишь затем, чтобы прикрыть игру настоящую – в частности, путём вовлечения в неё высокопоставленных полицейских, сотрудников финансовой гвардии и прокуратуры, которые, почувствовав вкус роскошной жизни, несомненно сделали бы всё возможное, лишь бы не дать силам правопорядка вломиться в игорный притон, столь часто ими посещаемый. |
