|
– Не забывай, парень прекрасно знал все тайники и закоулки в усадьбе, поэтому, вполне мог спрятать картины именно там. В первый момент Орест действовал импульсивно, он был потрясен гибелью матери и торопился как можно скорее убраться из этих мест, куда глаза глядят, но потом, после зрелых размышлений… Короче, нам надо залезть на чердак и представить себя Орестом. Может, тогда мы поймем, что он надумал. По дороге к лечебнице, заглянем домой – выясним у бабушки, в каком корпусе находились квартиры сотрудников.
— Не надо никуда заходить! Вот и она, — радостно воскликнула Женя, увидев спускавшуюся к реке Марью Васильевну. — Запарилась совсем, хочу освежиться перед обедом, примите меня в свою компанию? — проговорила бабушка, усаживаясь на песок и снимая тапочки. — Как хорошо, что ты пришла! Мы как раз о тебе говорили, — сообщила Женя, – хотели узнать, в каком доме жила прабабушка. Она ведь показывала его тебе, когда вы приезжали в Дубовку? — Конечно, показывала. И окна своей квартиры на третьем этаже – это второй корпус. Но потом для сотрудников построили новый дом, а в старом разместили больных. Мы можем прогуляться, и я покажу вам тот дом, те окна, — предложила Марья Васильевна, довольная тем, что Миша с Женей проявляют такой интерес к истории своей семьи. Покинув берег реки, пожилая женщина в сопровождении внуков двинулась к поселку. Вскоре они увидели здания лечебницы. Мрачный кирпичный корпус, окруженный огромными раскидистыми тополями, ветви которых касались стен и крыши, источал прохладу. — Вот эти окна, в самом центре третьего этажа, — указала бабушка наверх. – Я хорошо запомнила их, когда приезжала сюда в первый раз. Но тогда здесь жили сотрудники, и все выглядело боле привлекательно: на подоконниках стояли цветы, висели занавески и решеток не было. Женя внимательно смотрела на окна, из которых когда–то ее прабабушка взирала на поросшие лесом холмы возле Дубовки. Миша тоже пристально разглядывал верхнюю часть дома, особенно чердачное окошко, прикидывая, каким образом можно проникнуть внутрь больничного корпуса. От размышлений «Шерлока Холмса» оторвала проходившая мимо девушка в белом халате с несколькими папками в руках, по–видимому, историями болезни. Она поднялась на крылечко второго корпуса, нажала на звонок, что–то сказала в домофон, затем тяжелая железная дверь открылась и снова захлопнулась, поглотив медсестру. Миша вздохнул: было ясно, что о намерении попасть на чердак психиатрической лечебницы придется забыть. ************************ Ночи в Дубовке были удивительно тихими, обычно в предрассветные часы не раздавалось ни звука, и даже собаки не нарушали покой спящего поселка. Но на этот раз что–то изменилось вокруг. Женя чувствовала странную перемену сквозь сон, однако никак не могла проснуться. Это было тревожное, мучительное состояние, когда сознаешь, что рядом происходит нечто очень важное, а вязкий сон сковывает по рукам и ногам, не позволяя шевельнуться. Шум усиливался, вместе с ним возрастала и тревога. Наконец, Жене удалось сбросить с себя сонные оковы, она села на кровать, прислушалась. Оказывается, ее разбудили жуткие вопли, доносившиеся со стороны больничного городка. В тишине были слышны голоса, какие–то странные крики, а потом все внезапно стихло. Женя моментально представила страшную картину – взбунтовавшимся пациентам лечебницы удалось вырваться на свободу, и теперь они разбегались во все стороны, сокрушая то, что попадалось на их пути. «Говорила же мама, что в Дубовке может быть опасно, — подумала она, ощущая какое–то странное равнодушие и не предпринимая ничего для своего спасения. – Почему я не прислушивалась к ее словам?!». Вернувшаяся тишина оказалась страшнее шума. В эти мгновения за стенами домика могло происходить все, что угодно, в любой момент дверь ее комнаты мог распахнуть окончательно свихнувшийся от ощущения свободы безумец. |
