«Повезло тебе, Гомонов», — подумал я, глядя на затылок кучерявого парня. Потом сообразил, что кучерявому повезло даже дважды. Во-первых, он получил свою Пимочкину на три года раньше (в этот раз — старшую из сестёр). А во-вторых, в этой реальности парень не окажется во время той аварии в шахте. Я уже решил, что в новой реальности Гомонов не погибнет: об этом позабочусь. И кучерявый преспокойно вернётся в тот день с работы домой, к жене Светлане. Свете и нужен такой «хороший и добрый», как этот пухляк, решил я. Потому что нынешний Александр Усик ей точно не подходил, что бы она там не воображала. Ну а Людмила Сергеевна… найдет себе другого кавалера. Толком не пожила с Гомоновым тогда — не поживёт и теперь.

Сумею ли предотвратить сдвиг горизонтов — не факт. Скорее… не смогу это сделать. Но спасательной операции пятого декабря тысяча девятьсот семьдесят восьмого года не будет. В этом я не сомневался. Горноспасатели не пойдут в тот день на риск. Потому что никто в их работе не будет нуждаться: погибший в прошлом тысяча девятьсот семьдесят восьмом году бурильщик на этот раз переждёт смещение горизонтов на поверхности. Вот только чтобы трагедия на шахте «Юбилейная» не повторилась (как и некоторые другие события пока не состоявшегося будущего), уже в этом году мне придётся потрудиться. Первый шаг к своей цели я сделал ещё в понедельник. Вот только Попеленский Виктор Феликсович пока на него не реагировал.

* * *

В среду, во время лекции, Феликс вёл себя, как обычно — изображал самовлюблённого кретина. Я не спросил его о судьбе переданной ему в понедельник работы. И без его ответа понимал, что Попеленский к моим записям пока даже не притронулся (иначе он вёл бы себя в моём присутствии иначе — не ухмылялся, глядя мне в лицо). Но был и другой вариант: Виктору Феликсовичу попросту не хватило ума сообразить, что именно он от меня получил. Вот только в это я не верил. Пусть Феликс и не гениальный математик, но вовсе не дурак. Да и отсутствием тщеславия он не страдал. Так что я всё же понадеялся: моя задумка не сорвалась — её реализация лишь на время отсрочилась (на какой именно срок — зависело сейчас он Попеленского).

Феликс словно глумился надо мной (вот только я сомневался, что доцент делал это намеренно). Вел себя так, словно нарочно испытывал моё терпение. Во время лекции почти не смотрел в мою сторону. Ни о чём меня не спрашивал. Будто издевался. Я отметил, что никогда ещё ухмылка Виктора Феликсовича не злила меня так, как на этой неделе. Давно я не испытывал столь сильного желания начистить кому-либо морду, как в эту среду и в четверг (и это без видимой со стороны причины). Я успокаивал себя тем, что «не пришло время». Направлял своё внимание на другие темы. Пытался размышлять о чём угодно, только бы не гадать о судьбе оставленной на кафедре высшей математики тетради.

Думал я и о предстоявшей мне восьмого марта встрече с убийцей женщин. Теперь не сомневался, что моё знакомство с «маньяком с молотком» всё же состоится: уже в это воскресенье утром, в парке Ленинские аллеи (неподалёку от шахты «Юбилейная»). В прошлой реальности преступник напал на жертву в промежутке между шестью и семью утра. Я запомнил это время, потому что тогда мне оно показалось странным: предыдущие нападения, в том числе и на Свету Пимочкину (её убийство в моём прошлом тоже считалось его работой) маньяк совершил ближе к полуночи.