Я закрываю лицо ладонями. Эпизод с первым «трехсотым», когда трагедии удалось избежать, уплывает в прошлое. А перед глазами вновь роковая ночь, когда все погибли.

Не все. Выжил я, и выжил Русик. Где был он во время взрыва? Как получил ранение? И главное — кто передал врагу координаты?

Мысли закручиваются спиралью. На периферии мелькают образы погибших друзей, а в центре я вижу Русика. Кто, если не он? Русик больше других подходит на роль предателя.

33

Опускаю руки, открываю глаза и возвращаюсь к реальности. Вновь смотрю на фотокарточку, найденную в почтовом ящике. Трое друзей, сбежавших от мирных проблем на жестокую войну. Выжил только один. И девушка за кадром, сделавшая снимок. Она исчезла, но готова вернуться.

Переворачиваю фотокарточку, чтобы в сотый раз прочесть ее слова. «Сегодня вечером в нашем месте. З».

Вечер — это когда? В шесть? Или в семь-восемь? Когда стемнеет, решаю я.

С первыми сумерками иду к паровозу «Победа». Жать лучше там. Но ждать не приходится. В окне старого паровоза замечаю силуэт, который тут же исчезает.

Злата меня ждет! Она хочет встретиться в том же месте, где мы расстались. Пусть при ужасных обстоятельствах. Но были и светлые моменты нашей дружбы. Мы оба не ангелы, а обычные люди. Понять и простить друг друга — это ли не повод для встречи.

С каждым шагом волнение нарастает. Даже не знаю, что я скажу ей. Вопросы, конечно, имеются, самые простые — где ты была и почему скрывалась? Что Злата ответит? Или она спросит первой — почему ты есть, а их больше нет?

Дверь в будку машиниста не заперта. Захожу. Телефоном не подсвечиваю, раз она так решила. В глаза мы посмотрим потом, когда поговорим в темноте. Так будет легче обоим.

Ступаю внутрь и зову:

— Злата.

И тут же получаю удар по голове. Боль кровавым вулканом вспыхивает в мозгу, и я проваливаюсь в страх.

…В тумане памяти опять последняя ночь на линии фронта. Темное небо, тишина. Я выхожу из хаты, иду за дерево и уже знаю, что сейчас произойдет. Будет взрыв, и все погибнут. Все, кроме меня. Надо кричать, звать друзей, чтобы успели спрятаться. На этот раз я смогу их спасти!

Я раскрываю рот и пытаюсь кричать, но голос не слушается меня. Пробую бежать, чтобы растолкать спящих, но тело отказывается подчиняться. Делаю отчаянное усилие — и остаюсь на месте. Яркая вспышка, жаркая волна и мертвая темнота. Грудь сдавливает безнадежным отчаянием — я опять никого не спас, друзья опять погибли.

А я выжил. Мне больно, я без сознания, но живой. Я знаю, что очнусь в больнице с контуженной головой, увижу окно с целыми стеклами и солнечный свет…

Слипшиеся веки расходятся. Нет. Здесь темно. Это паровозная будка!

Сознание мутное. Я в кресле машиниста. Кто-то манипулирует моей безвольной рукой. Что-то вкладывает в ладонь, сжимает пальцы и поднимает мою руку на уровень головы. В висок упирается нечто твердое.

Это ствол! Ствол пистолета!

Я дергаю руку в сторону. Оглушительный выстрел. Роняю пистолет, зажимаю уши. Контуженная голова гудит, только бы не отключиться! Не сейчас! Побеждаю паническую атаку и прихожу в себя.

Под ногами тело. Темнота скрывает детали, но я слышу стон.

Новый страх, не из прошлого, а в реальности:

— Злата. Что с тобой?

В ответ только хрип. Хрип тяжелораненого — слышал подобное на войне. Что я натворил?

Включаю телефон, подсвечиваю фонариком. На полу мужчина!

Свет влево-вправо. Больше в будке никого. Снова луч вниз. Пытаюсь рассмотреть окровавленное лицо.

— Ты кто?

— По-моги, — выдавливает он.