Женщина смотрит то на автобус, то на «девятку». Водитель «девятки» опускает стекло.
Женщина истерит:
— Видчепися! Немае у мене ниякого баула!
В моей голове боль, из носа кровь — вывод однозначен.
— Ты врешь! Михалыч, она подкинула в автобус рюкзак.
Михалыч соображает быстро. Он заскакивает в автобус и вскоре слышен его крик:
— Всем выйти! Заберите ящик!
Толпа шарахается. Из автобуса высыпают люди. Последней спускается хрупкая девушка. Она прижимает к груди прозрачный куб с бюллетенями, запертый на замочек. Спотыкается, падает, но не выпускает ящик.
В двери автобуса показывается Михалыч с рюкзаком болотного цвета. Упавшая девушка перегораживает ему путь. Бледное лицо Михалыча перекошено от тревоги. Выбросить опасную ношу не решается, люди не успели разбежаться. Михалыч спешит к другому выходу.
— Оставь и выходи! — воплю я.
И в этот момент гремит взрыв. В том месте, где был Михалыч, огненная вспышка. Автобус вздрагивает и изрыгает во все стороны стеклянный град и железные осколки.
Я оглушен и ослеплен. Нахожу себя стоящим на четвереньках. Рядом визжит упавшая женщина в розовой куртке. Подкатывает «девятка». Я замечаю открытое окно и ствол пистолета. Обученное тело вжимается в землю. Хлопки выстрелов, рев удаляющегося мотора.
Я снова на четвереньках. Пули предназначались не мне. На розовой куртке черные дыры с кровавым ореолом. И предсмертный хрип той, что врала мне в глаза:
— Доча моя в Запорожье… Заставили…
На этот раз она не врет. Я расстегиваю ей курку, осматриваю раны, зажимаю самую кровоточащую.
— Потерпи. Сейчас помогут.
Я ищу глазами помощь. Рядом сидит та самая упавшая девушка, по виду вчерашняя школьница, и отряхивает пыль с прозрачного бокса. Она заторможена, но цела — это легкая контузия. В пробитом ящике для голосования горячий осколок оставил подпалину на стопке бюллетеней. Кажется, это волнует сейчас девушку больше всего.
Тело женщины под моей рукой содрогается. Ее взгляд туманится и уплывает куда-то далеко. Наверное, к доче. Она затихает с раскрытыми глазами. Навсегда.
Я рассматриваю свои окровавленные руки. На запястьях защелкиваются наручники. Меня вздергивают, обыскивают и толкают прикладом в спину к военной машине.
38
Я в камере без окон сижу на жестких нарах. Лязгает засов железной двери.
— Контуженый Никита Данилин на выход!
Конвойный сопровождает меня из подвала в кабинет. Это уже третий вызов на допрос за полдня после взрыва в автобусе для голосования. На этот раз помимо суровых военных в кабинете женщина.
Майор, старший по званию, командует даже ей:
— Алена Анатольевна, забирайте Никиту Данилина. Под вашу ответственность.
Я с удивлением узнаю Алену, начальника цеха с «Краскопласта».
— Свободен, Данилин, — продолжает майор. — Пришло подтверждение от ЧВК «Вагнер». Боец с позывным Контуженый проходит реабилитацию.
Мне возвращают документы и вещи. Мы с Аленой покидаем военную комендатуру. Уже ночь. Вдыхаю полной грудью свежий воздух, после спертого духа подвала это особое удовольствие.
— Посчитали меня диверсантом, — объясняю Алене свой арест.
— А меня пособницей диверсанта.
— Почему?
— Я последняя, кому ты звонил. За час до теракта.
— Разобрались.
— Разборок бы не было, если бы ты террористке не помогал. Зачем?
Я пожимаю плечами:
— Женщину ранили, я был рядом.
— Не женщину, а террористку. И не ранили ее, а ликвидировали свои же. |