Частично, на музыку народ не отреагировал никак, а частично, таки преобладал негатив.

— Лживые слова неверной шлюхи из её грязного рта. — Пробурчал некто хмурый и седой, мрачно глядя на заполненный яствами и бутылями стол. Взгляд поднялся выше — напротив, девушка сидит в платье очень обтягивающем, цветов кричащих настолько, что рябило в глазах. — Шлюха. — Добавил старик, злобно сверля взглядом фигуру бесстыдной девицы.

А девушка та как раз восторженно приветствовала звуки знакомой и приятной танцевальной музыки и взгляд её случайно столкнулся со взглядом старика. Услышала она его слова или нет — неизвестно, но взгляд прочитала достаточно точно. Посему мордашка её от радости успешно избавилась, а затем исказилась злобой. Спустя мгновение, что-то странное случилось со стариком.

— Соня, ну нельзя же так! — Всплеснув руками, произнёс парень, сидевший рядом.

— Арчи, ебало завали. — Ответила девушка, наблюдая, как старик, натянув на лицо на редкость идиотскую ухмылку, откупоривает вторую бутылку водки и осушает её единым залпом. Спустя мгновение, старик икнул и свалился под стол мертвецки пьяный. — Гы, всосал чурка штопанная.

Арчи покачал головой с крайним неодобрением и изящным жестом взял бутыль, налил себе в рюмку немного спиртного, расправил салфетку на груди, встряхнул ладонями, аккуратно орудуя ножом и вилкой, положил себе в тарелку немного вкусной закуски и…

— Арчи, ей богу, ты ж как пидор в натуре. — В свою очередь, с заметным осуждением качая головой, сказала Соня. — Чё ты ластами трясёшь как ряженые суки из кино? Ты мужик блять или где?

Арчи сказал «хм», тряхнул головой, не совсем понимая, почему это ему такое вот говорят. Потом скосил взгляд на некоторых других участников застолья.

— Во, в натуре, вон, на черножопых глянь. Вот шарят хоть макаки ебаные, а всё равно, видал? И как люди и вкуснее так. Отвечаю, ты попробуй без этой твоей бабской поеботы. — Она указала пальцем на тех, кого упомянула. Два парня и две девушки, сидели рядышком и сейчас радостно кушали, иногда выпивая. Кушали руками, пальцы вытирали о салфетки, которые комкали и бросали тут же на стол. Из них только один, чернильно-чёрный, всё время вздыхал, словно нечто неизвестное, нечто таинственное, отравляло сейчас столь радостный и прелестный день…

— Эх… — Произнёс с грустью, чернильно-чёрный человек.

— Латушь, почему ты грустишь? — Спросила его девушка, на личике чьём, сочувствие легко увидеть сейчас. Сочувствие и грусть — она искренне переживает за своего собрата.

— Это праздник, как я понял, какой-то важный праздник. — Ответил ей Латушь, всё такой же грустный. Девушка кивнула в ответ — их уроки русского языка плохо продвигались, слишком уж сложный язык оказался, а потом их учитель куда-то пропал. В итоге, с языком всё не сложилось — понимали еле кое-как и через пень-колоду. — А в столь знаменательные дни на столе истинных людей, должна быть священная пища, что людям завещал есть сам Джангрух.

— Эм, какая такая пища? — Не поняла девушка. Впрочем, тут же догадалась и с трудом сдержала гримасу отвращения.

— В такие дни Джангрух повелел людям усыпать свои столы истинным мясом. — Он снова вздохнул и покачал головой. — Мы должны были поймать немного мяса на улицах этого города. Его тут очень много и выбор очень большой. — Он вдруг улыбнулся. — Мне нравится здесь. Я смогу питаться лучше и разным мясом. — По лицу прошла тень. — Правда, меня смущает, что почти нет муслятины. Одна христинятина и совсем не видно буддятины. Мне бы хотелось более разнообразный стол.