— Понятно, слушай, чёт меня на добрые дела потянуло. Пошли ещё кого-нибудь освободим.

— Но…

— Да я понял, всех нельзя, типа зашквар конкретный. Да мы не всех, пару ушлёпков с кичи дёрнем, а потом по домам. Давай, подсказывай, какой из этих гондонов на свободе полезен будет.

Король и его спутник двинулись дальше по тёмной дороге между двух рядов колдовских темниц.

9

Где-то в Европе есть один маленький, уютный ресторанчик. На самом деле, конечно же, таких заведений там довольно много, на любой вкус и цвет, как говорится, но ему нравился именно этот. Всего месяц назад он и не знал о его существовании, а теперь знает — случайно наткнулся. Просто прогуливался по тихим старым улочкам, пытался привыкнуть к тому, что давно позабыто. Весь этот месяц, после всех унижений, что пришлось стерпеть, он ощущал себя крайне странно. Казалось, что у него не хватает какой-то части тела. Словно от него отделили важную и нужную часть, но никак не получается понять, где же она росла, как выглядела и что конкретно делала. Впервые за всю свою жизнь, он ощущал себя инвалидом. Причём потерянным, никому не нужным, всеми забытым.

Больше всего угнетало свободное время. Теперь его стало слишком много. Приходилось привыкать к тому, что давно забыто, порой ему казалось, что он сойдёт с ума. Вот именно сегодня, не выдержит и свихнётся. Но время шло, он начинал привыкать и даже нашёл некое удовольствие в своём новом, хорошо забытом, статусе. Самое странное, что ему ни разу не захотелось послушать истинную музыку. Ту бесподобную музыку, что способны издавать все люди, абсолютно все, но лишь при выполнении определённых условий, для коих необходимы три самые важные вещи. Бревно с тупым, хорошо обтёсанным концом и прибитым в пятнадцати сантиметрах от конца, деревянным ложем. Очень важно так же масло, нужно такое, что не раздражает слизистых оболочек, не причиняет боли — если масло будет привносить свою толику страданий в процесс, то музыка будет безвозвратно испорчена, в ней возникнут фальшивые тона, которые уже не устранишь, не заменив музыканта. И самое главное в истинной музыке — крепкая верёвка. Она необходима, чтобы музыкант не соскочил с бревна. Если плохо привязать, он может вырваться и испортить всё впечатление от музыки, не хотелось. Весь месяц, ему не хотелось слышать этой музыки. Да и сейчас желания нет. На душе тоскливо и грустно. Он даже начал жалеть о том, что затеял. А уж это было совсем неожиданно. Почему он жалел теперь? Неужели, на самом деле, ему нравится жить вот так, сняв с плеч груз ответственности, довольствоваться малой толикой власти? Власти над маленьким кланом, который месяц назад, стал ещё меньше. Неужели ему всегда было достаточно власти Носферуса и всё затеянное, затеяно зря? Победа, если таковая случится, радости ему не принесёт? Странно это всё, он перестал смотреть в окно, на мирный, уютный пейзаж европейской улицы. Там, за стеклом, почти ничто не обезображено современным миром. Улицы, конечно, не такие, какими он их помнил. Они не сохранили своего первозданного вида, как пытаются внушить многочисленным туристам — эти улицы сильно изменились. Какой-нибудь иноземец, приезжает сюда с фотоаппаратом и жадно вглядывается в местные красоты. Он восхищается чистотой улиц, удивительно точно подогнанными камнями брусчатки и нарядными домиками, что стоят по обе стороны от дороги. Восхищается старинной кладкой, древними фасадами, искренне поражается очарованию средневековой архитектуры.

И ведь они действительно верят, что улица осталась в первозданном виде. В таком, в каком она была в Средние века. Он стал смотреть в зал ресторанчика, на людей, заполнивших его. Тихий шёпот разбегается по залу, словно волна морского прибоя, отражается он от стен и снова катится по воздуху, а ему навстречу несётся новая волна звуков и всё сливается в один неразборчивый гул. Шёпот, иногда смех и громкие восклицания, порой слышно резкий звук, когда кто-нибудь слишком сильно зачерпнёт ложкой и ударит по тарелке.