С. Стольпе пишет, что, если бы письмо не было настоящим, можно было бы подумать, что оно написано другим человеком. Кристина предстаёт перед нами человеком, исповедующим ценности, которые она раньше преследовала, критиковала и презирала в себе и в других. Теперь она плюёт на проповеди и проповедников и наслаждается едой, вином, пением, театром и т. п., не давая себе труда объясниться в том, что оказало на неё такое влияние, вызвавшее резкое изменение привычек и жизненных установок.

Но всё объяснялось просто. Это всегда было её горячим и внутренним желанием, только все эти годы королева была вынуждена его скрывать, что ещё раз показывает, какой сильной волей и мастерством лжи и лицемерия нужно было обладать, чтобы у всех на виду, ежедневно, ежечасно скрывать свои настоящие чувства и желания, притворяться скромной лютеранкой и постоянно дисциплинировать себя, следить за тем, чтобы не проговориться и ни единым словом не обнаружить своих истинных мыслей.

Интересно в этой связи отметить, что первому человеку, которому Кристина после выезда из Швеции сообщила о перемене веры, был не какой-нибудь епископ или политик, а французский вольнодумец и эпикуреец Пьер Гассенди. Она по-прежнему налево и направо «раздавала» рискованные замечания. Когда один иезуит сказал, что Кристина станет такой же известной во всём мире, как святая Бригитта Шведская, королева ответила, что ей хотелось бы стать самой разумной среди всех святых. Одной аббатисе, восторгавшейся поступком шведской королевы и предлагавшей ей остаться в монастыре, Кристина ответила, что лучше выйти замуж, чем стать монашкой в монастыре.

Аналогичные примеры можно было бы продолжить. Все современники Кристины единогласно свидетельствуют о том, что она не стала набожной католичкой, а осталась на позициях французских вольнодумцев. Она издевалась над ханжеством церковников, любила удовольствия и не пыталась этого скрывать. Её духовник патер Гуэмес испытывал по этому поводу беспокойство и сомневался, не будет ли Кристина сожалеть о смене веры. Конечно, католичество её притягивало, она участвовала в богослужениях и богословских диспутах, но желала быть католичкой на собственных условиях. Не для того она отказывалась от короны Швеции, чтобы запирать себя в монастыре или огораживать частоколом церковных догм.

Слухи о том, что Кристина собиралась переменить религию, принесли в Стокгольм «сороки на хвосте» и сильно взбудоражили тамошние власти и Церковь. Там справедливо считали, что переходом в католическую веру королева совершила бы непростительное предательство по отношению к Швеции и всему тому делу, за которое сражался и погиб её отец Густав II Адольф. Это дало бы в руки католиков и противников Швеции огромный козырь, поэтому к ней обратился бывший учитель Ю. Маттиэ, умоляя не позорить страну и своего отца. Обеспокоенный Карл X решил по возможности предупредить такой опрометчивый шаг бывшей королевы и осенью 1654 года отправил в Антверпен графа Клаэса Тотта, в недавнем прошлом друга и фаворита королевы.

К. Тотту было рекомендовано соблюдать такт и во внутренние дела Кристины никоим образом не вмешиваться. Официально он направлялся в Испанские Нидерланды, чтобы сообщить королеве о предстоящем браке Карла X с Хедвигой Элеонорой Голштинской.