Изменить размер шрифта - +
Получение приказа было подтверждено, и связь прервалась. Через четверть часа, прошедшую в беспрерывных попытках связаться с умолкнувшей группой, Спрогэ отправил на выручку еще трех человек. Поговаривали, что именно из-за этих троих Спрогэ впоследствии застрелился. Спасатели с порога Шара сообщили, что трава не смята. Спрогэ приказал им войти в Шар и попытаться найти хоть какой-нибудь след - правда удаляясь от входа не более чем на сто метров и, если беглые поиски окажутся безрезультатными, немедленно возвращаться. Связь с тройкой прервалась через двенадцать минут. Буквально сразу после этого Спрогэ вызвали со спешащего к месту встречи грузовика - он должен был, как планировалось, отбуксировать Шар ближе к Земле - и сообщили, что их радар зафиксировал впереди, несколько в стороне от курса, металлическую цель, которую сразу смогли дешифровать. Это был медленно летящий скафандр, автоответчик которого давал позывные корабля Спрогэ. Сообщению невозможно было поверить - все скафандры были налицо, за исключением тех, в которых ушли в шар исследователи. Через полчаса, однако, грузовик сообщил, что взял скафандр на борт. Внутри был обнаружен труп человека. Причину смерти, как сообщили с грузовика, выяснить пока не удается (не удалось и впоследствии). Изображение передали на корабль Спрогэ - это был химик, из второй партии. Его обнаружили через сорок минут после прекращения связи в тридцати шести миллионах километров от Шара.

    Оставив возле Шара три кибербакена, Спрогэ пошел навстречу грузовику, с помощью своей мощной аппаратуры просматривая пространство. Мысль его была ясна - если один исчезнувший член экспедиции оказался далеко в открытом космосе, там же могут оказаться и другие, которых, возможно, еще удастся спасти, - надежда явно иллюзорная, но разве можно было отказаться даже от такой надежды. Спрогэ встретил грузовик, никого не найдя, а еще через два часа все бакены одновременно сообщили, что перестали фиксировать объект слежения.

    Он заулыбался издалека.

    Одиноко и строго сидела Сима за столиком у бушприта «Эспаньолы», в глухом, до пят, со стоячим воротником платье из тяжелой, сумеречной парчи. Лицо да кисти рук с двумя массивными перстнями на длинных тонких пальцах - вот все, что она открыла светлому воздуху, настоянному на кипарисах и олеандрах.

    Они познакомились год назад, и Сима сразу потянулась к Андрею. Ей было очень плохо в ту пору - она никогда не рассказывала почему, - и он поддерживал ее, как умел, и постепенно полюбил ее, насколько может вообще полюбить уставший от самого себя человек: стал нуждаться в ней. Иначе ему совсем не для кого было бы жить, а только для себя - он не умел.

    -  Это тебе, - сказал он, лихо падая на одно колено и протягивая букет.

    -  Спасибо, - рассеянно ответила она, подержала цветы на весу, как бы не зная, что с ними делать, а потом положила на стол.

    Андрей встал. Ему вдруг стало жалко цветов, которые он напрасно убил. От его колена на полу осталось круглое влажное пятнышко.

    -  Ты почему мокрый? - спросила Сима и сделала маленький глоток из бокала.

    -  Купался, - ответил Андрей, засмеявшись. - Такой сейчас смешнущий случай вышел…

    -  Принеси мне соломинку.

    Он с удовольствием принес желто-крапчатую, какие ей нравились больше всего.

    -  Представь себе, - проговорил он, садясь, - пятый день звоню Соцеро и никак не могу дозвониться.

    -  Что он тебе вдруг понадобился? - удерживая соломинку в углу губ, спросила Сима.

    -  Он мне всегда нужен… как и ты.

    Она усмехнулась чуть презрительно, потом выронила соломинку изо рта в бокал и, не поворачиваясь к Андрею, нехотя произнесла:

    -  Неделю назад мне Ванда рассказывала, что большую группу опытных пилотов завербовал меркурианский филиал Спецработ.

Быстрый переход