Изменить размер шрифта - +

….Стоило старой двуколке отъехать от Петербурга верст на 50–60, как случилось то, чего Меньшиков хотел более всего на свете. Государь Петр Алексеевич умер. Горластые глашатаи были разосланы по всем улицам и площадям, дабы объявить о случившемся.

Теперь уже никогда не увидит он этих страшных глаз, которыми Петр буквально прожигал его насквозь. Никогда более не поднимется дубинка в державных руках, чтобы пройтись по спине вороватого фаворита. Знал бы Александр Данилович о том, что будет, может, и не слал бы посылать поручика в такую даль. Но что сделано, то сделано. И пусть все идет своим чередом. Тем более что для Меньшикова тревожные дни не кончились.

Теперь он может осуществить все о чем мечтал только в своих снах. При жизни государя даже такие мечты пугали его. Царь Петр не любил шутить как и его грозный предшественник Иван IV. Запросто мог отправить в застенок к палачам, а те даже о мыслях крамольных дознаются.

Но теперь все изменилось и престол империи Российской сиял перед ним такой близкий и такой далекий.

Александр Данилович стал дествовать. Надобно своего человека на трон посадить и все милости, утерянные им, вернуть. Он еще все покажет где раки заимуют…

 

Год 1725-й.

…Большой кованный сундук был доверху набит золотыми монетами. Сильные руки захлопнули его крышку, и ключ несколько раз со скрипом повернулся в замке.

— Здесь золотых монет на миллион рублей. А вот в этом ларце драгоценности, — рука указала на ларец с резьбой и позолотой. — Оцениваются они приблизительно в миллион. И то если продавать по самой скромной цене.

Худой монах в черной рясе со строгим и постным лицом аскета безучастно кивнул в ответ. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он услышал о суммах лежавших прямо пред ним.

— Вы действительно отреклись от мира и его суетности, отче, — мужчина в форменном преображенском мундире стал ходить по келье.

— Мне много лет и жизнь моя кончена. Мне недолго осталось ходить по этой земле и материальные блага меня мало волнуют.

— Все это так, но здесь не тысяча и не две золотых, а миллион! Такая сумма способна выбить из колеи кого угодно.

— Я же уже сказал, что земные блага меня совершенно не интересуют, поручик. И хватит об этом.

— Светлейший князь считает, что это именно то место, где его деньги смогут быть надежно спрятаны.

— А разве это все деньги светлейшего? — усмехнулся монах. — Это лишь жалкая часть состояния приобретенного неправедным путем. Не беспокоитесь, поручик, я выполню условия договора. И об этих средствах никто и никогда не узнает. Только вы и светлейший.

— Я дал слово, отче.

— А разве честное слово с наши времена что-то значит? Ведь на кону такие деньги. Вы ведь сможете предать за такую гору золота?

— У меня есть основания придерживаться данного слова, отче. А засим позвольте откланяться.

— Вы уезжаете прямо сейчас, поручик? — спросил монах. — Ночь за окном.

— Это ничего, — мужчина накинул плащ поверх форменного зеленого кафтана, и стал одевать перчатки с раструбами

— Наши дороги небезопасны. Здесь полно разбойников. И в последнее время здесь объявился атаман Селезень. Слыхали про такого? Очень опасный человек.

— В Петербурге о нем не знают, отче, — усмехнулся поручик.

— Напрасно вы шутите, поручик. Здесь вам не Петербург. Здесь правит тот, у кого пистоль за поясом и нет страха человеков убивать. А у Селезня его нет.

— Ничего. Я поручик лейб-гвардии Преображенского полка. Я в своей жизни отправил на тот свет десяток таких бандитов, как Селезень. Да и не только бандитов.

Быстрый переход