При всей своей кажущейся безобидности птицы очень злы. За неосторожную попытку взять гагарку голой рукой наш радист поплатился тем, что птица вцепилась ему сильным и крепким, как клещи, клювом в палец, да так и повисла на нем, не желая выпустить. Пойманные и натравленные друг на друга, птицы беспощадно бьют одна другую клювами. Если им удается сцепиться клюв с клювом так, что одна ущемляет челюсть другой, их невозможно растащить.

Был уже конец дня, когда мы начали спуск к тому месту, где оставили шлюпку. Лежа на животе на кромке каменной стены, можно далеко внизу видеть белую скорлупку нашего фансбота, окруженную зелеными, блестящими скалами. Повидимому, начался прилив, потому что пена прибоя уже заливает фансбот и ударами волн его корму поднимает на камнях. Нужно торопиться, если мы не хотим застать внизу кучу дров и оказаться отрезанными от шхуны, с которой не видно того места, где мы приставали к острову. Оставшись без сообщения с судном, мы были бы даже лишены возможности дать на него знать о себе.

На судне нас, повидимому, тоже заждались. Один за другим послышались со стороны шхуны слабые хлопки выстрелов. Вероятно, нас вызывали.

Ко времени нашего возвращения все уже было готово к снятию с якоря. Как только мы закончили дикую пляску вокруг шхуны и подняли фансбот на шлюпбалки, «Новая Земля» двинулась к открытому морю.

Выйдя из-под защиты островов, мы увидели, какой силы волнение разыгралось в открытом море. Наш бот кидает как бочку. Я долго пытался сделать запись в дневнике о посещении Базарного, да так и махнул рукой. Вместо букв выходили какие-то невообразимые каракули, и строчки расползались по всей странице.

Хуже всех, как всегда, пришлось из-за этой качки Черепанову. Несмотря на голод после целого дня лазания по скалам Базарного, он не нашел в себе силы приняться за ужин и немедленно отправился в кубрик. Когда; поужинав, я пришел его проведать, из-под одеяла торчал только конец бледного носа. Бедняга едва нашел в себе силы попросить кислого чая.

Я добросовестно нацедил в камбузе большую кружку чая и вылил в нее половину пузырька клюквенного экстракта. Но мои лучшие намерения пропали даром. Пробраться на бак, сохранив в целости кружку чая, оказалось невозможным. Уже ко входу в кубрик в кружке было больше морской воды, чем кислого чая. Когда же я ступил на верхнюю ступеньку совершение отвесного трапа, ведущего в кубрик, судно так качнуло, что я не удержался на ногах и вместе с кружкой полетел вперед. Не знаю, к счастью или к несчастью, но я не полетел в пространство кубрика, а заклинился между подволоком и бимсом, образующим над трапом нечто вроде арки. Все содержимое кружки с размаху выплеснулось прямо на головы сидящих вокруг кубричного стола заядлых игроков в домино, которым на этот раз пришлось бросить партию не доигранной и поспешить мне на помощь.

По мере того, как мы подвигаемся к северу, делается все свежее. Ветер, пропитанный туманом, пронизывает насквозь. Временами, когда туман пропадает, воздух становится кристально прозрачным. Скупые краски, лежащие к востоку, от Новой Земли, кажутся яркими, почти до искусственности подчеркнутыми. Они делают изображение острова обманчиво близким.

Удаление к северу резко сказывается и на природе. Горы Новой Земли становятся с каждой милей внушительней по своим размерам. Их склоны, лишенные всяких признаков растительности, по крайней мере, такой, которую можно видеть на расстоянии нескольких миль, приобретают суровый, даже мрачный характер. Серо-бурые скаты очень круты. Такой крутизны мне никогда не приходилось прежде видеть в горах. Несмотря на то, что на большом расстоянии склоны гор почти всегда кажутся более отлогими, чем они есть в действительности, об этих горах уже отсюда, с расстояния в десять миль, можно с уверенностью сказать, что восхождение на многие из них должно составить большие трудности. Некоторые пики кажутся и вовсе неприступными.