– Возражаю! Эти кретины там так нагадят, что потом не расхлебать будет.
Это Николаич голос подал.
– Да много ли беды от десяти идиотов? – хмыкает Михайлов.
– И от одного беды может быть столько, что потом ротой не расхлебать.
– Мы за ними присмотрим. Пока будем дрова собирать, охрана и приглядит.
– Ага. Они частью сдохнут, частью сбегут. Попутно устроят гажу мазелиновую, походя… – упирается Николаич.
– Так что нам, заградотряды выставлять? – недовольно спрашивает Овчинников.
– Неплохо было б. Потому как в обязанностях заградотрядов было и не допускать малолетних романтиков на фронт.
– А что прикажете – работать они не хотят и не умеют. В гарнизон идти или еще как-либо служить – свободолюбивы слишком. А кушать хочется вкусно и обильно. И? – иронично вопрошает комендант.
– Что – и? Но посылать их в дело… Это ж не в компьютерные стрелялки играть, – по-прежнему невозмутимо парирует Николаич.
– Раз у тебя нет ничего внятного, то поступаем, как запланировано.
– Ну хотя бы баб детородного возраста не пущать и парней лет до двадцати пяти, – дергает меня за язык враг рода человеческого.
– Вот-вот, доктор, это и есть фошизьм – ограничение свободы воли, действий и упор на чисто биологические элементы в противовес духовному, – менторски ставит меня на место неожиданным предложением Николаич.
– И расписки возьмите хотя бы. Типа: в случае моих неудачных действий, поставивших под угрозу чужие жизни, отвечаю жопой.
– Это как так?
– А пятьдесят палок по тупой заднице, чтоб голова лучше думала, – схватывает на лету идею своего дружка Петр Петрович.
– Да ты, Михайлов, еще хуже сатрап… Нет уж, предупредим, расписки, пожалуй, пусть пишут, но без палок и ограничений. Нагадят разок себе в штаны – потише себя станут вести. А то доиграемся до эсэров и анархистов… Хотят свободы – пусть получат, – ставит точку начальство.
Начарт сухо сообщает, что у него без изменений. Отремонтировали станки у старинных орудий. Людей для выезда выделил. Все в штатном режиме.
Званцев тоже краток: доставлен груз из бракованных сигнальных патронов – вышел срок годности и, видимо, хранились нелучшим образом. Картонные гильзы раздуло как раз там, где размещается таблетка. По его мнению, можно эти боеприпасы утилизировать – таблетки ракет использовать при зачистке в подъездах, а порох дымный отдать начарту.
Сапер торопится и потому тоже очень кратко информирует: сегодня при поддержке гарнизона и патрулей комендантской службы взялись за раскулачивание стройки напротив «Летучего голландца». Нашли четырех живых строителей и живого сторожа, они заперлись в балке и теперь активно вывозят с территории стройматериалы. Много железных конструкций, бетонных блоков, а главное – есть строительная техника на ходу, что особенно ценно. Просит извинить, надо идти, поскольку свой глаз – алмаз.
Последней говорит дама из Монетного двора. Из колец и перстней сделали четыре перчатки на левую руку. Показывает одну из них. Очень что-то знакомое… Точно, была такая мода у богемы – на каждую фалангу пальца по перстню, перстни сочленены друг с другом, и получается такой залихватский напалечник из ажурного металла. А монетодворские еще и со вкусом это все сделали плюс добавили наладонники, не позволяющие укусить ребро и тыл ладони. Красиво сделано, и укус такая боевая рукавичка выдержит. Опять же краги укреплены металлом. Блестит со страшной силой, но явно не серебро. Перчатки передает Овчинникову. Причем вид у дамы такой, словно герцогиня снизошла к дежурному, нет, не к лакею, но и не к герцогу. |