— Вам говорят, вызволим! — резко, властно произнес Кэррингтон.

Уверенности в том, что он сказал, у него самого не было, однако он и виду не подал, иначе среди тех, кто оказался в западне, быстро распространилась бы паника. — Снизу не можете нажать?

— На трапе только один человек может поместиться, — крикнул Брайерли. — Никакого упора нет.

Он неожиданно умолк, послышались ругательства.

— Что произошло? — отрывисто спросил Кэррингтон.

— Трудно держаться, — прокричал в ответ Брайерли. — Волны гуляют фута в два высотой. Одного смыло... Вот он, кажется, снова тут. Темно, как в преисподней.

Услышав стук тяжелых шагов, Кэррингтон поднял голову. По трапу спускался Петерсен. В такой тесноте белокурый норвежец показался гигантом.

Кэррингтон посмотрел на него, разглядел необычайно развитые плечи, могучую грудную клетку, огромные руки, — одна была опущена вниз, в другой он небрежно, словно это были тростинки, держал три лома и кувалду. Увидев кочегара, его серьезные глаза, синевшие из-под льняных прядей, Кэррингтон вдруг ощутил какую-то странную уверенность.

— Нам люк не открыть, Петерсен, — сказал он просто. — Не сумеете ли вы?

— Попробую, сэр. — Положив свой инструмент, норвежец наклонился и схватил конец лома, торчащего из-под крышки люка. Потом быстро и легко выпрямился. Крышка чуть приподнялась, но лом, словно кусок проволоки, начал сгибаться и согнулся почти под прямым углом.

— По-моему, крышку заело, сэр. — Петерсен даже не запыхался. — Очевидно, что-то с шарнирами.

Обойдя крышку люка с другой стороны, он внимательно осмотрел шарнирное соединение и довольно хмыкнул. Три удара со всего маху, прямо по торцу соединения, и рукоятка молота сломалась. Петерсен отшвырнул прочь ставшую бесполезной кувалду и взял другой лом — гораздо тяжелее.

Этот лом тоже согнулся, но крышка приподнялась — уже на дюйм. Взяв две кувалды поменьше, которыми до этого отбивали задрайки, великан-норвежец принялся колотить по шарнирам. Наконец сломались и обе эти кувалды.

На этот раз, сложив вместе два лома, он подсунул их под угол крышки и нагнулся. Пять, десять секунд стоял он в такой позе, не двигаясь с места.

Потом часто, глубоко задышал. Неожиданно задержал дыхание. По лицу его ручьями полил пот, все тело задрожало от адского напряжения. И вдруг — невероятное дело! — оба лома стали сгибаться.

Кэррингтон смотрел словно зачарованный. Он никогда еще не видел ничего подобного; да наверняка и остальные. Он был в этом уверен. Он мог поклясться, что каждый из этих ломов выдерживает, самое малое, полтонны. Он не верил своим глазам, но это было так: по мере того как гигант выпрямлялся, ломы сгибались все больше и больше. И вдруг — настолько неожиданно, что все подскочили, — крышка разом открылась. Всего на целых пять-шесть дюймов.

Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы, вырвавшись у него из рук, с плеском упали в воду.

Великан тигром кинулся к крышке люка. Ухватившись за край, он напряг могучие мышцы рук и плеч, наваливаясь изо всех сил на тяжелую стальную плиту. Три, четыре раза надавливал он на нее. На пятый раз массивная крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о стойку. Защелка, удерживавшая крышку вертикально, закрылась. Люк был открыт. Петерсен улыбался. Давно на лице Петерсена не видели улыбки. Он обливался потом, грудь часто-часто поднималась и опускалась, точно мехами накачивая воздух в натруженные легкие.

В отсеке слаботочных агрегатов вода всего на два фута не доходила до комингса люка. Порою, когда корабль падал в ложбину между крутых валов, в верхнее помещение через комингс вливалась темная маслянистая жидкость.