Изменить размер шрифта - +
Хотя, думаю, причина глубже. Думаю, она заключается в том, как он умер. – Толстяк махнул рукой. – Не будем больше говорить про Герберта Лома. Я вам рассказал все, что знал.

– А жена? – поинтересовался Лайл.

– Никто Сару больше не видел, не слышал. Как бы вовсе исчезла с лица земли. Или словно ее вообще не было. Ни одного ее родственника не нашлось, а Герберт завещания не оставил, поэтому дом стоял пустой несколько лет, потом снова вернулся ко мне вроде старого долга, опять его пришлось продавать, только теперь уже его не брали ни за какие деньги. Пока вы не пришли, – с улыбкой указал он на Лайла.

Тот ухмыльнулся:

– Я купил его именно из‑за истории.

– Однако не очень‑то рады, правда?

– Дело не в радости. Просто стараюсь справиться с ситуацией.

Еще пару минут побеседовали, поблагодарили агента, что уделил им время, и удалились.

– Наверняка Дмитрий в игры играет, – заключил Джек, как только они зашагали по жаркому солнечному тротуару.

– Он же умер!

– Угу. – Джек прищурился на солнце, вытащил темные очки. – Очень плохо. Ну, что дальше будешь делать?

– Пожалуй, начну подвал перестраивать.

– То есть сорвешь стенные панели, заглянешь под них?

Лайл кивнул:

– И бетонную плиту сорву, посмотрю, что под ней.

– Хочешь сказать, кто?

– Верно. Кто.

– Расскажешь, что увидишь?

– Нет, не расскажу.

– То есть как?

– Разве не ты утверждал, что эти безобразия из‑за тебя начались?

– Ну...

– Ну тогда не желаешь ли сам приложить руку и лично выяснить? Готов?

Кроме отравления жизни Илаю Беллито и его приятелю Адриану Минкину, неотложных дел в ближайшие дни не предвидится, однако остается один любопытный вопрос.

– Допустим, под плитой обнаружится детский скелет. Что тогда?

– Звякну копам, явится бригада криминалистов, возможно, поймают убийцу. Потом, может быть, дух успокоится и вернется, откуда пришел.

– А по дороге весь мир услышит, как Ифасен общается с духом Тары Портмен?

– Имеется такой шанс, – кивнул Лайл.

Картина сложилась полностью.

– Пожалуй, смогу пару дней потрудиться при одном условии: если ты соберешься предать историю публичной огласке, никогда не упоминай мое имя.

– То есть Ифасен один предстанет в свете прожекторов? – Лайл скривил губы в сухой усмешке. – Ладно, с трудом, но как‑нибудь переживу. – Усмешка погасла. – Пикник с пирожными по сравнению с другими вещами.

– Например? – спросил Джек, припомнив озабоченный вид Лайла перед визитом к Кристадулу. – В доме что‑то случилось?

– Потом расскажу. – Он оглянулся на прохожих. – Не стоит обсуждать на людях.

– Ладно, обожду. Пойду домой, переоденусь, встретимся в подвале. Дай мне час.

– Отлично. – Лайл выпрямился, словно сбросив с плеч ношу. – Раздобуду кирки и лопаты.

– А я пива.

– Добро пожаловать в разнорабочие, – улыбнулся Лайл.

 

7

 

– Хорошо, Чарльз, – сказал преподобный Спаркс, опускаясь в кресло за обшарпанным письменным столом.

Пружины старого кресла страдальчески заскрипели под тяжестью тела. Стол казался слишком маленьким для проповедника, равно как и сплошь заставленный кабинетик с полками, провисшими под книгами, журналами, рукописными проповедями, со стенами, облепленными памятками на клейких желтых листочках.

Быстрый переход