— Ждать, — пожала плечами Света. — Память к ней вернется. Скорее всего.

— Может, ее в психушку? — предложил Федя. — Чтобы быстрее дело было. Там поди знают, что делать.

— Пока не стоит медикаментозно вмешиваться, — замотала головой Света. — Давайте лучше я еще раз попробую с ней поговорить. Не обещаю, но, может, что-то получится. Меня ведь она на месте не видела.

Света в задумчивости, собираясь с силами и мыслями, постучала по столу.

— Фотографию Светлицкого ей показывали?

— Да, — кивнул я. — Она никак на нее не реагирует. На вопросы про писателя не отвечает.

— Неужели это не Светлицкий ее похитил? — шеф от досады растирал виски, будто хотел сбросить некое наваждение и не верил в происходящее.

Раздался телефонный звонок.

— Да! — отрешенно проговорил в трубку следователь, даже не добавив свое фирменное «слушаю, Горохов», и тут же воскликнул: — Что⁈ Вы уверены? Мать твою… Да это я не вам, вырвалось. Спасибо!

Хрясь! — следователь зарядил трубкой об аппарат, кладя её на место.

— Ну что ж, товарищи! — хмурил брови Горохов, а сам он был чернее тучи. — Я вас поздравляю. Звонили из бюро СМЭ, сделали все-таки ускоренную экспертизу по следам крови на кинжале, который у Светлицкого при себе изъяли. Так вот, это кровь не балерины. И даже не человеческая.

— Как — не человеческая? — выдохнул Федя. — А чья? Инопланетян, что ли?

— Тьфу ты, Федор! Не мели ерунды. МРС-а это кровь.

— Чья?..

— Мелкорогатый скот так обозначается в экспертизах. Козлы там или овцы всякие… я не знаю. Раздери их медведь! Одни козлы вокруг! Даже на кинжале…

— Давайте я поговорю с Приходько, — снова напомнила Света. — Может, мне удастся пробиться к ее сознанию, и она даст показания.

— Добро, — кивнул следователь. — Пробуй, Светлана Валерьевна. Я там к ней художника отправил, вся надежда теперь на него…

— Какого художника? — спросил я.

— Словесный портрет нарисовать, Лосев порекомендовал одного из местных сотрудников. В ППС-е у них портретист-самоучка служит. Постовым, естественно, служит, рисовать — это хобби у него. Если она Светлицкого по фотокарточке не узнает, так, может, хоть получится наваять рожу Литератора с ее слов? А ты, Светлана Валерьевна, поезжай… Поговори. Водитель наш тебя отвезет.

В дверь постучали.

— Войдите! — устало бросил Горохов. — Кого там еще принесло?

— Я не вовремя? — смущенно улыбнулся выросший серой глыбой на пороге полковник Лосев.

— Ну что ты, Дмитрий Ильич! — шеф поспешил навстречу начальнику милиции. — Ты извини… Я не тебя имел в виду. Заходи, чем обрадуешь?

— Вот, — полковник торжественно махал картонной папочкой. — Готов портретик-то, не оплошал художник. Какие таланты у нас в ППС работают, а!

— Уже⁈ Так быстро?

— А то! — сиял полковник.

— Не томи, Ильич! Показывай!

Мы тоже встали и сгрудились вокруг полковника. Тот не торопясь и с чувством совершенного подвига вытащил из папки плотный альбомный лист, на котором методом графики, карандашом простым, то бишь, был изображен портрет подозреваемого.

С первых долей секунд я понял, кто это. По спине пробежали неприятные мурашки. Я сразу узнал это лицо. Света охнула, тоже признала в душегубе нашего общего знакомого.

Твою мать! Вот это да! Это же вылитый Анатоль! Только прищур на рисунке более твердый, и взгляд, будто у хищника или змеи. Хотя это одно и то же. Вот смотрю на портретик — вроде Толя, а вроде и не он.