Чарльз и на этот раз не выразил определенного согласия.

Да что за черт, что с ним случилось, рассерженно подумал озадаченный Саймон. В их редкой переписке тот недвусмысленно намекал, что ищет себе жену, а когда ему предлагают замечательный вариант, он только ворчит и увиливает.

На следующий день состоялся визит преподобного Микомба с женой. Уинифред собрала всех в Малиновой гостиной для репетиции, которая быстро приняла опасный характер. Викарий забыл свои очки и с трудом читал роль. Его жена была добрейшей женщиной, но, как оказалось, панически боялась всего, связанного с театром, и читала свою роль так монотонно, что с трудом можно было слушать. Она постоянно поднимала глаза к небу, как будто прося прощения.

Тем временем Лисса явно убедила себя, что если она собирается защищать свои законные права на Маркуса, то ей надо бдительно следить за злобной кошкой Уинифред. Поэтому, притворившись, что она тоже влюблена в театр, Лисса согласилась играть Елену.

Джейн с удовлетворением отметила, что Чарльз оставил попытки навязывать ей свое нежелательное общество, а вместо этого о чем-то болтал с Уинифред. Та принимала его льстивые речи с самоуверенностью коварной соблазнительницы, одаривая приветливыми улыбками. Она позволила Чарльзу обнять ее за плечо и часто хватать за руку. Когда же рука Чарльза обвила талию Уинифред и он был вознагражден жеманным хихиканьем, Джейн готова была отшлепать девчонку.

Саймон сначала, казалось, был доволен таким развитием событий, но постепенно его начало раздражать поведение Чарльза. Однако в ходе репетиции внимание Саймона переключилось на Уинифред. На протяжении пятнадцати минут она делала замечания относительно его плохой актерской игры. Джейн улыбнулась, и в следующее мгновение ее потрясло внезапное и неприятно удивившее ее саму желание разгладить появившиеся на лбу Саймона морщины и прижаться губами к твердой линии его подбородка.

Господи, что с ней случилось? Ее мысли вернулись к сцене, разыгравшейся вчера. Саймои Тэйлент – совершенно обыкновенный мужчина, если не считать красивых карих глаз с золотыми искорками. Однако это еще не давало повода ее коленям дрожать всякий раз, когда он улыбается ей, а ее пульсу – учащенно биться, когда их ладони соприкасаются. «Держи себя в руках, девочка, – твердо сказала она. – Он – привлекательный мужчина, но ты уже знавала привлекательных мужчин. И этот исчезнет из твоей жизни через несколько недель». Она расправила плечи и заставила себя смотреть спектакль.

– Милорд, – говорила Уинифред, – у вас в этой сцене всего одна строка, но она очень важная. Вы должны показать зрителям, как вы любите Гермию.

– Уинифред, – сказал Саймон, стиснув зубы, – я повторил эту строку двадцать четыре раза за последние пять минут, и каждый раз – с новой интонацией. Больше я ничего придумать не могу. «Деметрий, раз ее отец тебя так любит…» и так далее. Эта чертова строка не несет ни капли смысла.

– Как это не несет! – возмутилась Уинифред. – У Шекспира не бывает бессмысленных фраз. Лизандр хочет от Деметрия, чтобы тот отказался от своих притязаний на Гермию.

– Тогда почему бы ему не сказать этому остолопу прямо, чтобы он убирался?

– Потому, – терпеливо объяснила Уинифред, – что в Елизаветинскую эпоху так выражаться было не принято.

– Саймон, – вмешалась Джейн, еле сдерживая смех, – вы прекрасно понимаете, что должна содержать в себе эта строка, и я ручаюсь, что вы прекрасно это передадите, если только на несколько мгновений преодолеете свое раздражение. Вы ведете себя как ребенок за столом, которому надо все съесть, чтобы его пустили играть. Просто сделайте быстро то, о чем вас просят.

Этот непрошеный совет заставил Саймона еще больше помрачнеть.