А тут если хочешь чего‑то прочитать, то сначала это чего‑то напиши. Почему‑то писательство здесь считается чуть ли ни самым страшным колдовством. А оно мне надо? И так вся охранная команда побаивалась меня. Наверно, после сегодняшнего креститься начнут при моем появлении. Или чего тут полагается для защиты от опасно‑непонятного?

Кстати, когда я сам увидел такое непонятное, то только ни фига себе! и смог сказать. А общаться с ним шаман поехал. Сам‑один.

Дело было на второй день пути. Ближе к вечеру уже. Едим мы, никого не трогаем, и вдруг навстречу нам нечто странное. И это нечто кланяется, ложится на землю, потом поднимается, делает шаг вперед, опять кланяется и ложится. И так шаг за шагом, минута за минутой. Оказывается, и такое неторопливо‑медитативное передвижение бывает.

У моего эскорта рука на убогого не поднялась. Хоть он аккурат под лапы наших шорнов направлялся.

Звали оборванца Имундо. Звали. Больше не зовут. Он стал никто и звать его никак.

И все из‑за меня.

Ведь это он три стрелы выпустил в меня. Заколдованные. Еще там, на дороге. Когда мы со вторым караваном встретились. И ни разу в меня не попал. А ведь лучшим среди тисла стрелком считался!

Когда санитары Дороги вернулись домой, без добычи и с набитой мордой, Главный шаман разбор полетов устроил.  По полной программе. И выяснил, что Имундо так виноват, что прям слов нету. Только мат и остался.

Лучший стрелок должен с первого взгляда соображать, во что можно стрелять, а во что лучше не надо. А если не успел сообразить, то после первой стрелы, случайнои никак иначе! выпущенной в Служителя Тиамы, нужно было собрать отряд и драпать как можно быстрее и дальше. И уже с безопасного расстояния просить прощения. Мол, произошла ошибка и виновные непременно будут… А Имундо почему‑то решил упорствовать, теряя стрелы и бойцов.

Обычно, наказанием виновного занимается шаман. Реже вместе с помощниками. Когда устраивалась образцово‑показательная казнь. Чтоб остальные прониклись. Соображению и уважению научились.

Но случай Имундо был настолько странным и страшным, что ему не смогли придумать подходящее наказание.

Провели только ритуал по Лишению Имени и Отлучению.

Жестоко? Может быть. Но племени не нужен герой с суицидальными наклонностями. Не известно, с кем он в следующий раз поцапается, и каких врагов за собой приведет.

Так стрелок для всех, вроде как, умер. Даже хуже, чем умер. О мертвом можно говорить, а об изгнанном… О дерьме на Дороге тоже не говорят, но его используют. Изгнанного даже использовать нельзя.

Пусть горы содрогнутся от твоей смерти! пожелал ему на прощание Главный шаман. И рукой махнул. Вроде как направление указал. Где эту самую смерть искать надобно.

Вот так Имундо и вышел на наш караван.

Для полного счастья Изгнанный‑из‑жизни оказался родственником нашего шамана. Его отец последний сын моей матери…

После общения с убогим старик впал в задумчивость. Он тоже не знал такой смерти, от которой бы тряслись горы.

Спросил у меня.

Блин, нашел у кого! Вроде я тут главный спец по страшным казням.

– Может, в пути чего подходящего организуем…

Ничего умнее мне в голову не пришло. Но шутку мою приняли как руководство к действию.

Мне еще высочайшее соизволение пришлось давать, чтоб этот тисла свои лечь‑встать на нормальный шаг заменить смог.

Сначала дал, а потом спросил: почему, мол, я. Ну, шаман и ответил что‑то многословно‑заумное. Если коротко, то грузят на того, кто несет. А молодого и сильного лишний груз, вроде как, сразу сломать не должен. Вот понесет, попотеет, глядишь, и ум в башке зашевелится.