— Вы что, и в самом деле совершили все те подвиги, о которых рассказывали рыцари?
— По правде говоря, не знаю, — хмыкнул Ланселот. — В их изложении все звучит несколько иначе, и я уж затрудняюсь ответить, где правда, где ложь. По-моему большинство рассказчиков сильно приукрашивают действительность. Там, где я (как мне помнится) прыгнул на восемь футов, они ведут речь о пятидесяти… ну, и так далее. Некоторых великанов, о которых сегодня говорилось, я вообще не могу припомнить.
Королева, подвинувшись, уступила ему место у огня, и сэр Ланселот с благодарностью уселся рядом с ней на скамью.
— А эта девица… как там ее звали? Ну, та самая, которая помогла вам бежать из плена королев-чародеек. Я все пыталась понять, в чем там дело, но девушка так бестолково рассказывала, что я совсем запуталась.
Сэр Ланселот заметно напрягся.
— Ну, вы же знаете, какими впечатлительными бывают юные девушки, — с наигранной улыбкой сказал он. — Ничего особого там не происходило. Всего лишь чуточка черной магии на заброшенном пастбище.
— Но я же помню, она говорила о каких-то королевах! — настаивала Гвиневера.
— Ах, мадам, я думаю, для деревенской простушки любая женщина — королева. Это как в случае с великанами — их присутствие украшает рассказ, а уж были они там на самом деле или нет, дело десятое…
— Так те колдуньи не являлись королевами? — продолжала допытываться Гвиневера.
— Видите ли, мадам, там, где дело касается ворожбы, любая женщина становится королевой… или, по крайней мере, таковой себя считает. Уверен: в следующий раз, когда эта девчушка возьмется пересказывать свою историю, она и себя саму произведет в ранг королевы. А вы не считаете, милорд, — обратился он к королю, — что в последнее время у нас в королевстве развелось слишком много чертовщины? По мне, так это дурной знак. Коли люди ходят к колдуньям и всяким гадалкам — добра не жди. Может, следует принять какой-нибудь закон против них?
— Такой закон уже существует, — отвечал Артур. — Правда, отвечать вся эта публика должна не перед нашим судом, а перед церковным. Считается, что подобные дела находятся в ведении святой церкви.
— Но я слышал, будто некоторые из монахинь и сами балуются черной магией!
— Значит, придется намекнуть об этом его преосвященству.
Однако королева Гвиневера не дала себя сбить с интересной темы.
— Я так полагаю, — молвила она, — что в своих странствиях вы спасали девиц целыми дюжинами.
Говоря это, она ненароком коснулась руки Ланселота, и он почувствовал, как опаляющий жар пробежал по всему телу. От неожиданности рыцарь задохнулся. Он намеревался что-то ответить, да так и остался сидеть с открытым ртом.
Королева же, словно ничего не заметив, продолжала допытываться:
— Ну, сознайтесь, сколько девиц вам довелось спасти?
Сэр Ланселот с трудом ворочал пересохшим языком.
— Ну, пожалуй, несколько наберется, мадам. Девиц везде хватает.
— И что, все они расплачивались с вами своей любовью?
— Если они и намеревались, то не смогли этого сделать. Я был под вашей защитой, миледи.
— Как это?
— Очень просто. С тех пор, как я — с разрешения милорда Артура — объявил вас своей прекрасной дамой и поклялся служить вам до конца жизни, никакие другие дамы не смеют претендовать на меня.
— И вас это устраивает?
— Вполне, мадам. Я военный человек и вынужден довольствоваться рыцарской любовью. У меня нет ни времени, ни желания думать о каких-то других чувствах. Надеюсь, вы остались довольны мною, миледи. |