— Ну что, двуногий? — Фырк осторожно уселся мне на плечо. В его голосе не было обычной язвительности. Только сочувствие. — Закинул все удочки?

— Все, — ответил я, уставившись в стену. — Теперь это как искать черную кошку в темной комнате.

— Особенно когда ее там нет, — закончил он мою мысль. — Может, он и правда… просто старый? И все ломается само по себе?

— Не бывает так, Фырк, — я покачал головой. — У всего есть причина. У каждой болезни есть имя. И я должен его найти.

Я снова открыл историю болезни Шевченко. Нужно было перечитать ее еще раз. Десятый. Двадцатый. Сотый. Пока какая-нибудь незначительная деталь не бросится в глаза.

Потому что время играло против меня. Мужчина в палате у окна медленно угасал. И я был его единственным шансом.

* * *

Светлана Козлова, или просто Светочка, как ее звали все в отделении, с удовольствием посмотрела на часы.

Шесть вечера.

Еще два часа, и можно домой. Дома ее ждал песик, недосмотренная серия любимого сериала и большая чашка чая с мятой. Идеальный вечер.

Отделение неврологии жило своей тихой, размеренной жизнью. Приглушенный свет, негромкие разговоры у сестринского поста, мерное попискивание мониторов. Светочка закончила вечерний обход, проверила капельницы, сделала записи в журналах. Все было спокойно.

Слишком спокойно.

И в этот момент тишину разорвал пронзительный, режущий слух писк.

Сигнал тревоги. Палата 312. Шевченко.

Сердце у Светочки ухнуло куда-то в пятки. Она не думая, сорвалась с места.

Она распахнула дверь палаты.

— Сергей Петрович! Что с вами⁈

Картина была страшной. Старик сидел в своем кресле, его тело обмякло. Лицо стремительно синело, он хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. В его широко раскрытых глазах стоял животный ужас.

— Лекаря! Срочно лекаря сюда! — закричала Светочка в коридор, не оборачиваясь. — Надя, кислород! Быстро!

Она подскочила к пациенту, пытаясь расстегнуть воротник его пижамы, но ее руки не слушались. Через несколько секунд в палату вбежала ее напарница Надя с кислородным баллоном, а следом за ней, на ходу застегивая халат, ворвался заведующий, Аркадий Львович Сердюков.

— Что происходит⁈ — его обычная лощеная вежливость слетела, как позолота.

— Две минуты назад все было нормально! — выпалила Светочка, прилаживая маску к лицу Шевченко. — Я только заглядывала! А потом вдруг…

Сердюков бросился к пациенту, схватил его за запястье, пытаясь нащупать пульс.

— Острая дыхательная недостаточность! — рявкнул он. — Пульс нитевидный! Готовьте к переводу в реанимацию! Немедленно!

Светочка никогда не видела Аркадия Львовича таким растерянным. Его руки слегка дрожали. Он, один из лучших неврологов, был в полном тупике.

Началась суматоха.

Шевченко переложили на каталку. Светочка бежала рядом, сжимая в руках кислородный баллон и следя, чтобы маска не сползла. Надя катила каталку так быстро, как только могла.

— Реанимация готова принять! — крикнула она, сворачивая в главный коридор.

И тут из-за угла, словно выросший из-под земли, появился он.

Адепт Разумовский. Он шел, видимо, к себе в ординаторскую, но, увидев их процессию, замер.

— Что случилось? — его голос был абсолютно спокойным, контрастируя с общей паникой.

— Острая дыхательная недостаточность! — выкрикнул Сердюков. — Непонятной этиологии!

Светочка увидела, как взгляд Разумовского на мгновение сфокусировался на синюшном лице Шевченко. И в следующую секунду он уже бежал рядом с ними.