|
Это очень просто, я сейчас объясню. Наша жизнь коротка и полна страданий. Она кончится, но душа бессмертна! Впереди нас ждет жизнь вечная, полная либо блаженства, либо страшных мук в Аду. Бог хочет, чтобы мы пришли к нему. Бог любит нас и хочет сделать так, чтобы мы спаслись! Но не все дают ему этот шанс. Я ведь тоже когда-то была неверующей, как вы! Я тоже когда-то полагала, будто труд сделал из обезьяны человека, лень сделала из обезьяны свинью, беготня сделала из обезьяны коня, и так далее по Дарвину. Я родилась в семье атеиста, коммуниста, секретаря райкома… — Я поймала в зеркале его изумленный взгляд и осознала промах: на возраст райкомовской дочки я никак не тянула. — Лишь благодаря Господу я выгляжу на тридцать лет моложе. К тому же я была очень поздним ребенком, — добавила я. — Послушайте дальше. Мои строгие родители не позволяли мне думать о Боге. Знаете, как говорил мой отец? — Я сделала паузу, с удовлетворением почувствовав, что вошла в форму и полностью контролирую это несчастное авто со всем его содержимым.
— Как? — Мой отец говорил: Бога нет, дочь моя. Если бы он существовал, наш мир бы не выглядел так ужасно. Все свидетельства существования Бога недостоверны. — Недостоверны? — Так говорил мой отец. Если бы Бог существовал, он бы не проявлял свою волю столь редко и по таким пустякам. Умный человек, говорил мой отец, не может быть верующим. Лишь закон природы, случайный слепой закон природы действует над нами! Мы все появились вовсе не Божественной волей, а в результате векового естественного отбора, в жестокой конкурентной борьбе, где выживал самый приспособленный. Вовсе не божественная десница подарила человеку разум, а лишь умение прогнозировать и смотреть в будущее, чтобы выжить. Так говорил мой покойный отец. — Ваш отец умер? — спросил водитель. — Ему примотали скотчем колени ко лбу, вставили в задницу семидесятимиллиметровый снаряд от пушки и сбросили капсюлем вниз на бетон с третьего этажа… — Определенно я чувствовала прилив вдохновения. — Почему?! — изумился водитель, начиная нервно топтаться волосатыми пальцами по баранке, обмотанной мерзейшей изолентой. — Люди не ведают, что творят. В начале девяностых он занимался большим бизнесом. Очень большим. Что-то с торговлей оружием. Теперь я сирота. Поверите ли, у меня нет ни копейки. — От отца совсем ничего не осталось? — участливо спросил водитель. — Нашли только нижнюю челюсть. Водитель открыл рот и закрыл. Искусству давать не те ответы, которых ожидает собеседник, я научилась еще в школьном классе информатики, впервые попав в чат. — Вы не подумайте, — произнесла я, выдержав необходимую паузу, — мой отец был очень хорошим человеком. — Я и не думаю… — Он всегда был добр ко мне. Он был замечательным отцом. — Я всхлипнула. — Все эти годы я молю Бога за упокой его грешной души. Мне больно думать, что он обречен на вечные муки лишь потому, что не встал на путь спасения, который предлагал ему Господь… Вы понимаете, почему я стала верующей? — Теперь да… — Нет, не понимаете. Я вам сейчас расскажу, и вы поймете. Мой отец был очень умным человеком. И он был абсолютно прав во всем. Но он был продуктом своей неудачной эпохи и не умел прогнозировать последствия — чем и поплатился, утеряв жизнь земную и жизнь вечную. Человек отличается от животного тем, что умеет рационально думать о последствиях. Ваше авто застраховано? — Что? — встрепенулся он. — Я спрашиваю, ваше авто застраховано? Вот это вот, ваше, на чем вы тут ездите? — От гражданской ответственности, само собой… — Нет, от разрушения, порчи, угона — от всего, что может случиться именно с ним. |
