Романчук бережно накинул на него одеяло и повернулся к жене.

– Что потом? Что мы будем делать потом? Если получится освободить людей, куда нам идти?

Лиза тем временем делила припасы на несколько частей – вот этого пшена хватит на неделю, если добавлять добытое мясо или рыбу; муку можно смешать с водой, перемолотой травой и сделать лепешки. Руки проворно сновали, делая привычную женскую работу, а голова жила мыслями о скором будущем.

– Я не знаю. Хочу попробовать хоть что-то сделать. По чуть-чуть. Когда мы попали в окружение, я думала, что мы погибнем. Когда оказались здесь в лесу, я тоже ждала смерти. Только вот уже три недели прошло. И мы живы. У нас есть пища, дом, даже оружие. – Она повернулась к мужу, тонкая фигурка стала прямой, как натянутая струна, которая вибрировала изнутри от желания действовать. – Один день жизни – победа, один спасенный человек – победа. И я буду за нее бороться.

Впервые за много дней лесного плена Лиза ласково погладила по плечу своего мужа:

– Мы будем бороться. Саша прав, надежда делает нас сильными. Я надеюсь, я верю, что у нас получится. Лучше так, чем ждать смерти или убегать в неизвестность.

В ответ Петр вымученно улыбнулся, обнял жену и выдохнул ей в ухо:

– Да, я все сделаю, чтобы освободить узников.

Ему хотелось вот так стоять и стоять, наслаждаясь коротким покоем, но из кустов выскочила Зоя. Девушка радостно взмахнула потертым картонным удостоверением:

– Достали! Он смог его спрятать от надзирателей в башмаке. – Она бросилась трясти спящего Канунникова. – Готово! Санька, просыпайся. Пора идти! – и резво нырнула назад в кусты, поторапливая Баума, который взмок от ее резвого хода.

Бойцы лесной гвардии возбужденно принялись собирать своих посланцев. Елизавета, выбрав из стопки одежды покойного аптекаря тряпье похуже, протянула Саше застиранную рубаху и свободные штаны:

– Держи. Потом добавишь грязи, чтобы было видно, как долго ты добирался в поселок.

Канунников смущенно ушел за шалаш, чтобы скинуть добротный теплый наряд. Ветхая ткань не так хорошо защищала от осенней прохлады. Он мелко дрожал всем телом, пока Баум не стянул с себя перемазанную куртку и не протянул ему.

– Примерьте-ка, молодой человек.

Сашка с трудом в нее влез:

– Боюсь порвать, не мой размер.

Зоя еле сдержала смешок, до того нелепо выглядел Александр в куцей одежке с пятнами грязи и торчащей через прорехи ватой. Якоб подмигнул ей, довольный своей задумкой:

– То, что надо, – вызывать жалость или смех, а не подозрения. Будете немного дурачком, Саша. Дурачком с золотыми руками. Глухонемой племянник Анджея в поисках работы. Кивайте, строгайте, пилите и не поворачивайте головы ни на какой звук.

Александр опустил голову и вытянул вдоль туловища длинные руки. В этом своем нескладном наряде он и правда выглядел неотесанным и глуповатым деревенским парнем. Широкие штаны отвисали пузырями на коленках, из коротковатых рукавов торчали мосластые ладони, а кургузая куртка задралась на животе, уродуя высокую фигуру.

Удостоверение личности поляка Баум сунул себе в карман жилета, дернул острым подбородком в сторону поселка и засеменил по густому пролеску. Солнце прошло зенит, надо было торопиться, чтобы успеть незамеченными проскочить к керосиновой лавке до того, как к ней выстроится очередь из пассажиров вечернего поезда. Женщины замерли у края поляны. Василич провожал уходящих одними глазами, не говоря ни слова, пока те не скрылись за стеной деревьев.

Вчерашняя тропа повела партизан через болото, по густым зарослям, туда, где рядом с пыльной дорогой блестел латунный кран над пятном светлого песка. У кустов вдоль дождевой канавы Якоб остановился, он тяжело дышал после долгих прогулок по лесу.