Канунников кинулся выполнять ее приказ, а офицер недовольно проворчал:

– Эх, провозились, теперь я не успеваю зайти к вам, пани Агнешка. Подождите здесь, я только заберу бумаги и принесу вам кое-какой сюрприз.

Как только широкая спина эсэсовца скрылась за дверями штаба, женщина одними губами прошептала:

– Саша, что происходит?

В ответ он лишь мотнул головой и подмигнул ей, чтобы не напугать. На ней и так не было лица. Бледная взволнованная женщина протянула руку и сунула парню коротенький увесистый предмет – перочинный нож:

– Держите, я ношу его для того, чтобы защититься… – На знакомом лице разлилась бледность.

Александр взобрался в кузов и тоже еле слышно прошептал:

– Спасибо. Все будет хорошо, мы справимся.

Она так и осталась неподвижно стоять, опустив глаза в землю, лишь единожды с ужасом взглянув на толстый золотой браслет, который вложил ей в руку заместитель коменданта. От осознания, что украшение принадлежало когда-то мертвой теперь женщине, которую зверски замучили в лагере, кровь совсем отхлынула от ее лица, глаза наполнились слезами. Эсэсовец воспринял такую реакцию по-своему:

– Ну что вы, Агнешка, это мелочь. Не стоит благодарности. Я готов дарить вам эти безделушки хоть каждую неделю. Каждый раз, когда вы пригласите меня в гости. Как жаль, что сегодня мне пора ехать. В следующий раз я приготовлю для вас новый подарок.

Рыжие усы прижались к бархатной щеке. Хлопнула дверца кабины. Машина, покачиваясь на ухабах, покатила по дороге к лагерю. На пятачке перед офицерским штабом осталась дрожащая, плачущая беззвучными слезами Анна. В руке она сжимала мерцающий желтыми бликами браслет, на котором остались, она каждой клеткой чувствовала это, невидимые потеки крови его бывшей владелицы.

Глава 6

Весь путь в сгущающихся сумерках Канунников до рези в глазах всматривался в будки для патрулей и заграждения на дороге к лагерю. Как только грузовик приближался к очередному посту, он опускал глаза и сидел смирно, лишь чутко вслушивался в чужую речь, пытаясь разобрать знакомые слова. Немецкий Саша учил в школе и техникуме, и хотя он не говорил на нем, но догадывался об общем смысле почти каждой фразы.

От поселка к лагерю вела ухабистая дорога длиною километров пятнадцать. Когда машина покатилась вдоль стен со знакомыми вышками, где под козырьками мерцало железо автоматов, слепили глаза яркие прожектора, он не выдержал и зажмурился. От вида колючей проволоки, окриков охраны, лая собак внутри него все перевернулось, захлестнуло дикой яростью: «Бежать, бить, уничтожать этих зверей, палачей, мучителей! Зубами, руками рвать на части».

Лейтенант с трудом выровнял дыхание, когда грузовик подобрался к железнодорожной платформе рядом с пепелищем. От вчерашнего пожара не осталось и следа, только запах гари в воздухе да почерневшие вагоны напоминали о пламени, полыхавшем над путями. В воздухе слышались грубые крики на чужом языке, стук топоров, скрежет пил. Вышки уже почти были восстановлены. Сутки спустя работы шли чуть дальше ангара, на другой стороне насыпи, где огонь дочерна облизал мачты электрической сети, сделав их похожими на горелые спички.

Охранник с автоматом наперевес отогнал Канунникова к свежесрубленным соснам, которые лежали вдоль насыпи. Он сунул ему топор и пнул по стволу дерева, указывая на остальных мастеров. Плотники старательно обтесывали кору и ветки, превращая могучие деревья в крепкие столбы.

Вслед за ними Александр, уткнувшись взглядом в коричневое тело сосны, взялся за инструмент. Тюк, тюк, пауза, снова дробный удар и пауза. Азбуку Морзе они учили еще в техникуме, даже забавы ради перестукивались в общежитии между комнатами. Поэтому, когда он оканчивал курсы связистов, то легко сдал дисциплину, на скорость отсылая и дешифруя сообщения.