– Ту, что говорит по-немецки, помыть, приодеть и доставить ко мне в кабинет, – последовала команда.

Выслушав всю подноготную Гели, полковник оценил ее ладную фигуру, симпатичную мордашку, и Геля вместо гетто оказалась в богатых апартаментах в доме какого-то бывшего латвийского дворянина, там, где обосновался полковник. Она ни капельки не сомневалась, зачем ее сюда доставили – оберст сделал ее своей любовницей и оставил жить у себя. Вскоре Геля получила документы, ей присвоили звание ефрейтора вермахта и направили в штаб на должность переводчика. Привычная работа, да только в немецком штабе. Полковник обращался с ней ласково, ни в чем не отказывал, но где-то через полгода у него появилась новая фаворитка, а Гелю переселили в гостиницу, в приличный номер.

«Нормально живу, комфортно, но надолго ли?»

Она ни капельки не верила, что СССР проиграет эту войну. Когда советская армия вступила в город, немецкий штаб разбомбили и полковник погиб, Геля благодарила Бога, что в это время работала на выезде. Она вернулась в гостиницу и глубоко задумалась.

«А куда мне теперь? Никому до меня нет дела – все свои шкуры спасают, бегут как крысы. Здесь меня, скорее всего, расстреляют. В Германию податься? Так ведь и туда русские доберутся».

Мысли стучали в ее голове бешеной шрапнелью. И достучались. Появилось окно возможностей.

Геля сожгла немецкие документы, надела невзрачное платье, повязала голову грязноватой косынкой и ненароком присоединилась к колонне женщин, выходящих из гетто для эвакуации в тыл. Никто и не заметил.

«Вряд ли меня признают. Галя, скорее всего, мертва, да и мало кто остался из тех, прежних».

Бывших заключенных перевезли в Минск и расселили в захудалой гостинице с клопами. Начали устанавливать личности. Геля сказала, что документов у нее нет, и назвалась Галиной Соломоновной Шифриной родом из Гродно. Ей посоветовали вернуться в Гродно, благо этот город уже находится в тылу, и явиться в местную комендатуру для получения паспорта. Она так и сделала. В прифронтовой неразберихе ей поверили. Выправив документы, она уехала в Москву, чтобы окончательно обрубить концы. Кое-какие деньги вместе со справкой ей выдали еще в Минске – на дорогу хватило. Добравшись до столицы и просидев на вокзале трое суток, Геля пообщалась с такими же, как она, и в конце концов по протекции одной из женщин устроилась на военный завод в Подмосковье кладовщицей. Там делали снаряды для артиллерии. Ее поселили в общежитии, и жизнь стала потихоньку налаживаться.

В один из дней в городской столовой к Геле подсел симпатичный парень, к которому она сразу же отнеслась благосклонно: хорошо одет, не лишен чувства юмора, немножко грубоват, с элементами нахальства, – но такие ей нравились. Парень назвался Женей и пригласил ее в кино, а потом уговорил пойти к нему типа попить чаю. Что это за «чай», Геле объяснять было не нужно, но она согласилась. А почему бы и нет?

Жил он в трехкомнатной, хорошо обставленной квартире. Вместо чая они выпили сухого вина, поговорили о том о сем и улеглись в постель. А на утро, за завтраком, Женя задал вопрос, небрежно так, походя.

– Ну, как тебе живется, Геля?

Геля вздрогнула, хотела сказать, что она вовсе не Геля, а Галя, но, пройдя суровые испытания, она напрочь потеряла девственную наивность и прекрасно понимала, что такие вопросы просто так не задают, по крайней мере в этом конкретном случае. Поэтому она задала встречный вопрос:

– Что тебе от меня надо?

– Вот это правильный подход к делу, без лишних реверансов, – похвалил ее Женя. – Да ничего особенного: живи, как живешь, работай, как работаешь, но только будешь сообщать нужные нам сведения касательно своего завода и получать за это деньги, хотя можно было их и не предлагать – ты сама знаешь, что сделают с тобой, если вскроются отдельные детали твоей чудной биографии.