Изменить размер шрифта - +
Кэт даже не охнет: с чего ей кочевряжиться? Дело нехитрое, привычное — знай пыхти, пока клиент не вырубится и не засопит. И даже карманов обшаривать не надо, чтоб взять причитающиеся тебе несколько пенсов. Мотая головой в ритме толкающихся в нее бедер, Кэт размышляет о странностях жизни — почти философски. Саграда, ты снова всего лишь потаскуха и вряд ли сможешь начать все с нуля. Надо, надо было пройти по доске и с достоинством погрузиться в пучину, а не выплывать, словно дерьмо, которое не тонет.

Наконец Билли выплескивается внутрь нее горячим и вязким, наваливается потным, расслабленным телом, впечатывая Кэт в вонючий матрас. И опять она лежит, точно ненужная, использованная вещь, повернув голову набок и смотрит, смотрит, как в иллюминаторе появляется луна, всплывает, будто кошмарное воспоминание, поднимается выше, похожая на медный таз, полный крови. За обрезом иллюминатора луна очистится, станет золотой и тонкой, серебряной, белой, прозрачной. Уплывет на запад и там растворится в лунной дорожке, по которой Кэт мечтает пройти. Пару шагов, не больше. И сразу — тьма и тишь. Насовсем.

— Ты что, действительно любила своего испанца? — недоверчиво спрашивает Сесил, повернув к себе ее мертвое, пустоглазое лицо.

— Он был благородный человек, — глухо отвечает Кэт.

— Он? — усмехается граф Солсбери. — Этот кандальник?

— Да. Торо никогда меня не принуждал, — упрямо шепчет пиратка. Бывшая пиратка, а теперь просто милордова подстилка.

— Зато я тебя спас, — терпеливо отвечает ее нынешний хозяин. — Причем не раз. Или ты не помнишь, крошка?

Крошка. Кэт пытается сосчитать, на сколько лет она старше юнги Уильяма Сесила, но сбивается. И потом… наверняка никакой перед нею не Сесил. Вернее, не только Сесил. Их двое в одном, как и ее, Кэт, две сразу. На этой кровати лежат сразу четверо и смотрят друг на друга настороженным взглядом.

— Торо меня тоже спасал. И не требовал благодарности, — врет Кэт, зная, что эти двое знают: она врет. Но вместе с тем Саграда верит: если бы Испанский Бык МОГ ее спасти, то спас бы. И ублажать себя каждую ночь не потребовал бы. Нет, не потребовал.

Граф Солсбери сглатывает и отводит глаза. Щеки его заливает румянец, нежный, девичий, нелепый.

— Так надо, Кэти, — бормочет он едва слышно. — Ты мне не поверишь, но клянусь, так надо.

— Что надо? — мягко и безжалостно вопрошает Кэт. — Насиловать меня еженощно надо? Держать прикованной к кровати надо? — И она небрежно дергает ногой. От кандального браслета на лодыжке идет длинная цепь к кольцу на стене. Цепь замкнута висячим замком, ключ у Сесила. Нет, не на шее — если бы! Кто знает, куда его спрятал хитрый юнга. Может, за борт выкинул. Вот надоест ему забавляться с Пута дель Дьябло, которая отныне просто пута, и он перерубит абордажным топором тонкую женскую щиколотку, да и скормит акулам по отдельности и Кэт, и ее ногу.

Саграду передергивает от воображаемых картин. Не стоит доводить себя до истерики, а тем паче злить того, кто держит в своих руках жизнь твою и смерть. Даже если жизнь не мила, незачем нарываться на мучительную кончину. Будь вежлив с палачом и уйдешь легко — первое правило смертника. Но богатый пиратский опыт не помогает справиться с ситуацией. Или хоть как-то объяснить, что, черт возьми, происходит. Зачем держать вечно пьяную шлюху на цепи, таскать ей еду в каюту, выносить ночной горшок, прислуживать, словно настоящей леди, ограждать от визитов капитана, который наверняка не прочь попользоваться еще довольно свежей задницей Кэт? Все это какой-то бред.

— Я расскажу тебе все. Когда-нибудь… когда-нибудь, — бурчит Сесил, уткнувшись лицом во всклокоченную, мокрую от пота шевелюру любовницы.

Быстрый переход