Леон весело рассмеялся и, взяв Ариэл за руки, притянул к себе.

— Скажу даже больше, — продолжала Ариэл, — у мистера Пенроуза никогда не возникнет желания танцевать со мной, и особенно вальс.

— Возможно, у него и не возникнет, — ответил Леон, кладя к себе на плечо ее правую руку, — а вот у меня возникло.

Ариэл промолчала, не зная, что ответить. Она не спорила, не приводила доводов в свою защиту, а молча позволила Леону взять ее за руку и привлечь к себе.

Обхватив Ариэл за талию, Леон ждал, когда можно будет вступить в такт музыке. Он отлично знал, что женщины часто принижают свои способности, чтобы потом напроситься на комплимент. Ариэл не принадлежала к их числу — она танцевала ужасно. Как Леон ни пытался вести ее, она не подчинялась и держалась так прямо, словно аршин проглотила. Однако это не смущало Леона, и он готов был заниматься часами, лишь бы она научилась танцевать. Об одном он жалел — что не начал учить ее танцам раньше. Столько дней потрачено впустую, а ведь именно в танце он мог беспрепятственно держать ее в объятиях и прижимать к себе.

Они прошли в вальсе один круг и приступили ко второму.

— Неужели вам не нравится? — спросил Леон, переводя дыхание.

— Нет, — ответила Ариэл, не поднимая глаз. Леон прижал ее к себе.

— Не беспокойся, любимая, с каждым разом будет легче, — сказал он.

Звуки музыки заглушили ответ Ариэл, но Леон почувствовал, как она напряглась, и мысленно обругал себя — не за то, что, нарушив данное себе обещание, прижал ее к себе, а за то, что назвал ее любимой. Черт возьми, как это слетело у него с языка? Он искренне ненавидел все эти телячьи нежности и запрещал своим любовницам давать ему ласковые прозвища, чего и сам никогда не делал. Те женщины, которые нарушали запрет, быстро выходили из доверия и переставали быть его нежными подругами.

Не исключено, что в будущем он нарушит запрет сам, но только не сейчас. Он чувствовал, что совсем извелся. Быть рядом с Ариэл день за днем, наблюдать за ней, держать ее, как сейчас, в своих объятиях, чувствовать ее тело, которое прижимается к нему при каждом неверном шаге, — от всего этого можно сойти с ума. Надо что-то срочно предпринять, а то он окончательно сойдет с ума.

Воспользовавшись крутым поворотом, Леон крепко прижал к себе Ариэл и несколько секунд наслаждался ее объятиями, пока она не пришла в себя и не отодвинулась на приличное расстояние. Тогда он пустился на другие ухищрения и стал с высоты своего роста рассматривать упругие холмики ее грудей, выглядывающие в вырезе синего платья.

Ее нежная кожа слегка порозовела и стала влажной — так усердно она пыталась танцевать. Леону захотелось слизать капельки пота, образовавшиеся в ложбинке на груди. Он так увлекся этой перспективой, что не слышал голоса дворецкого, который уже в третий раз пытался привлечь к себе их внимание. Только после того как последний громко постучал в открытую дверь гостиной, Леон обратил на него внимание.

Ариэл тоже повернула голову на стук.

— Простите, мисс Холлидей, что мешаю вам, — сказал Ходжес, — но вас желает видеть мистер Пенроуз.

И действительно, за спиной Ходжеса стоял Нос во всем своем дурацком великолепии.

Ариэл застыла и густо покраснела, будто их застали на месте преступления. Выскользнув из рук Леона, она расправила складки на юбке и улыбнулась.

— Спасибо, Ходжес. — Облизав губы, она шагнула навстречу Пенроузу.

При виде ее пухлого влажного ротика и счастливой улыбки, предназначенной этому напыщенному дураку, Леон нахмурился.

— Мистер Пенроуз, какая приятная неожиданность! — воскликнула Ариэл и, повернувшись к Леону, добавила: — Не правда ли, лорд Сейдж?

Леон молчал и с ненавистью глядел на непрошеного гостя.