Но все равно он чувствовал себя так, словно тогда, в конце апреля, перехитрил себя самого.
Вернувшись в свой замок, кого он там найдет? Предстоящая встреча с супругой не доставляла ему ни малейшей радости. Сердце согревало только воспоминание о беззаветно преданной ему молодой и пригожей служанке, с которой он несколько лет состоял в любовной связи и даже прижил с ней сына, отданного на воспитание в приемную семью. Смышленый и шустрый мальчик, но бастард! Вот крохи, оставшиеся ему благодаря Робину, всегда и во всем опережавшего его.
Гай криво улыбнулся, вспомнив, как намереваясь жениться на Марианне, он хотел отстранить от себя и любовницу, выдав ее замуж. Теперь он решил, что ради Беатрис не станет приносить подобную жертву.
– Милорд!
Он поднял голову и ничего не выражающим взглядом посмотрел на слугу, который застыл на пороге.
– К вам сэр Роджер!
Не успел Гай ответить, как Лончем вошел в его покои.
– Не спишь? – мрачно спросил он. – Тогда давай выпьем по кубку вина, раз ты все равно не спишь.
Поднявшись из-за стола так, словно ему это стоило немалых сил, Гай сделал приглашающий жест в сторону стульев, стоявших возле камина. Безмолвно приказав слуге оставить их одних, он сам наполнил вином два кубка и подал один Лончему. Они пили вино и молчали.
Глядя в огонь немигающим взглядом, Лончем медленно сжал руку в кулак, не замечая, как расплющил опустевший кубок.
– Я погорячился! – негромко воскликнул он.
– И впрямь погорячился! Если не успокоишься, то переведешь всю посуду в этом замке! – усмехнулся Гай.
Он подошел к Лончему, вынув из сжатых пальцев растерзанный кубок, бросил его в огонь и подал взамен другой – целый и полный вина.
– Что? – Лончем вскинул голову и посмотрел на Гая. Заметив плавящиеся в огне останки испорченного кубка, он мрачно усмехнулся и небрежно махнул рукой: – Нет, я не о кубке. Я думал о леди Марианне. Однажды уже говорил и сейчас повторю: не надо было так поступать с ней! Я мог забрать ее в Лондон. Со временем она бы смирилась, и я, наверное, все же обвенчался бы с ней.
Гай выразительно покривил губы:
– Взял бы в жены девушку, утратившую чистоту до венца?
– Да, – твердо сказал Лончем, отвечая ему прямым тяжелым взглядом. – В конце концов, она не первая и не последняя, с кем это случилось. При дворе принца было немало таких историй, и далеко не все они заканчивались скандалом и возвращением новобрачной родителям, которые не углядели за чистотой невесты.
– О, какую страсть она тебе внушила! – рассмеялся Гай. – Но в одном ты ошибаешься: она бы никогда не смирилась. Особенно узнав, что смерть ее отца – дело рук твоих наемников. Если бы ты забрал ее в Лондон, то получил бы в своем доме такую мстительницу, что я и ломаного пенса не дал бы за твою жизнь!
– Что ж, гибель ее отца и впрямь на моей совести. А что бы она сказала, узнай, что это ты надоумил меня нарядить моих людей так, чтобы их приняли за шервудских разбойников? – и Лончем пристально посмотрел на Гая. – Признайся, ведь ты знал, кто был ее возлюбленным, когда выдал мне ее тайну!
– Возлюбленный! – повторил Гай, копируя его интонацию. – Каким романтичным слогом ты вдруг заговорил! А в апреле у тебя для них обоих нашлись совсем иные слова, которые в обществе и повторить непристойно. Вспомни, в какое бешенство ты пришел, когда я тебе рассказал о ней! Ты ведь, помнится, хотел убить ее?
– Да, хотел. Пока не услышал от тебя, как бы ты поступил на моем месте, и я обошелся с ней так, как ты говорил!
– А, выходит, я виноват в том, что ты подарил ее своим ратникам? – с иронией осведомился Гай. |