Твисл обычно берегла гипокрас и выдавала его малыми порциями. Нога Пэн начала чаще постукивать, когда она прикинула количество и тип специй, входивших в гипокрас. Милостивый Боже, сахар, корица, имбирь. Затем мускатный орех, майоран, и кардамон с молотым перцем, и молотый земляной миндаль. Движение её ноги остановилось, когда она вспомнила, что Твисл, вполне вероятно, использовала и длинный перец, и «райские зерна», и ещё мускусный корень. Святые. Почти все её запасы трав и специй на зиму, должно быть, исчезли, когда Морган вторгся на кухню.

Её руки сжали салфетку. Взгляд скользнул в сторону, и она, прищурившись, сердито уставилась на Моргана. Затем девушка увидела, как Твисл внесла ёё самое ценное блюдо в виде серебряного шара, заполненное до краёв розовым пудингом.

Последние остатки страха от его пугающего и властного вида и поведения исчезли. Пэн оттолкнулась от стола. Её стул отлетел назад, опрокинулся и загремел по полу. Все разговоры в зале прекратились. Пэн повернулась к Моргану, чопорно удерживая свои руки по бокам.

— Что-то не так, госпожа? — спросил Морган, будто пресытившийся кот, расположившийся на масле и отпугивающий мышей.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Я думаю, что тебе это удастся.

— Сейчас же.

Морган усмехнулся и поклонился.

— Ваше желание для меня закон, Госпожа Фэйрфакс. — Он взял её руку и поместил на свою. — Мы идем в твою спальню?

— Бювет подойдет.

— До тех пор, пока ты не попытаешься утопить меня.

Пэн забрала руку из его руки и, фыркнув, пронеслась мимо него.

— После этого угощения, милорд, стать утопленником — слишком милосердная для тебя кончина.

Глава 20

Следуя за Пэн в бювет, Морган размышлял о том, как ему понравилось вино мести. Она собиралась обругать его, и вскоре он услышит её крики и шипение. А затем испытает дьявольское удовольствие, усмиряя её.

В центре бювета располагался круглый очаг. Пэн подошла и встала рядом с ним, сложив руки на груди. Иисусе, она едва не искрилась ясным умом, вызовом и полускрытым желанием. Она кипятилась из-за дорогостоящих блюд, которые он приказал приготовить. Мужчина послал ей улыбку, часто посещавшую губы великих инквизиторов. Она растаяла, как только Пэн начала говорить.

— Милорд, я не буду принимать во внимание Вашу низость, когда Вы украли у меня монеты, а теперь и дорогостоящие запасы, поскольку я не сомневаюсь, что Вы компенсируете их мне. Гипокрас, честное слово!

Он уставился на неё.

— Я не думал…

— Да, ты, кажется, оставил свой разум в Бомарис, — сказала Пэн. — Однако, я хорошенько всё обдумала в эти последние часы. Кому-то надо было это сделать. Я просила тебя убраться восвояси, но ты не послушал меня. Ты без сомнения намереваешься отомстить мне — обольстить, а затем порвать со мной.

— Ну, Пэн, как мне обольстить тебя? Разве не ты уверяла, что не хочешь меня?

Он хихикнул, когда она отказалась ему ответить.

— Я хочу, чтобы ты уехал, — сказала она, — но кажется, что ты оставишь мой остров только, если я смогу убедить тебя в том, как сильно я этого желаю.

Её голос был спокоен, и даже выражение лица было таким же. Впервые он рассмотрел возможность того, что он вообразил её желание, что её поведение не было притворным, и что независимо от того, что он мог вызвать у неё желание, она действительно больше не нуждалась в нём.

— Пэн, может быть мы оба должны…

— Пожалуйста, позволь мне продолжить, — сказала она отстранённым тоном, приводившим его в ярость. — Зная лорда Монфора, могу предположить, что он дал тебе в это путешествие тот змеиный крест.