Глава 11

Броневичок тряхнуло так, словно в него влупили прямой наводкой из противотанкового орудия. Силой инерции меня сначала резко бросило вперёд, а потом вбок, прямо на учёных. Не будь на мне каски, без сотрясения мозга не обошлось бы. Но даже смягчённый удар слегка меня оглушил, и на доли секунды я потерял ориентацию в пространстве.

– Что это было? – заорал кто-то из солдат.

– Великан метнул в нас камень. Еле увернулись, – сообщил водитель.

Судя по всему, камень явно был куда больше обычного булыжника. Не удивлюсь, если в нас бросили едва ли не скалой.

– Борт два и борт три, огонь из всех орудий! – прохрипел в шлемофоне фон Тизенгаузен.

Ках! Ках! Ках! Звуки пушек и пулемётов слились в унисон. Внутренности бронеавтомобиля разом наполнились едким пороховым дымом. И тут же послышался протяжный рёв, разом перекрывший все иные звуки. Я даже представить себе не мог, что за существо способно его издавать. Казалось, что это разом кричат сотни китов, так же жалостно и протяжно, насылая тревогу и какую-то необъяснимую вселенскую печаль.

– Есть! Кажется, зацепили! – воскликнул стрелок. И тут же радость в его голосе сменилась паникой: – Твою ж мать! Берегись…

Договорить, чего, собственно, необходимо бояться, он не успел. Я вдруг понял, что машина превращается в подбитую гигантской битой кеглю: нас отрывает от земли и подбрасывает в воздух. Пол и потолок поменялись местами, потом снова и снова… Нас словно закрутило в барабане гигантской стиральной машины. Я ощутил на себе все выступающие детали бронеавтомобиля, пару раз меня приложило конкретно. Если останусь жив, будет куча синяков и ушибов.

Затем наступило состояние, очень похожее на невесомость – когда ты потерял всякую связь с землёй и забыл, что такое гравитация. Сложно сказать, сколько оно продлилось, может, секунду или две, но всем, кто находился в машине, оно показалось вечностью.

Затем гулкий удар, душераздирающий скрежет (никогда бы не подумал, что сталь способна издавать такие звуки), кто-то вскрикнул, но его голос сразу же оборвался. Бах!!! Очевидно, мы, если так можно выразиться, приземлились, причём, к счастью для экипажа, не на крышу, а на колёса. Рессоры смогли частично погасить мощь, с которой нас впечатало в грунт, в противном случае всё закончилось бы довольно плачевно.

Впрочем, как я убедился, радоваться пока тоже было преждевременно. Одного взгляда хватило, чтобы понять: лысый погиб. Его напарница вроде бы жива, но это, скажем так, не точно. Она вроде как в сознании, но взгляд безвольный и потухший. Склонившись над ней, я, скорее следуя интуиции, чем сознательно, вскрываю комплект армейской аптечки, нахожу заветный шприц-тюбик и вгоняю его содержимое ей в плечо.

Молчит водитель, молчит стрелок, в эфире стоит подозрительная тишина. Чувствую себя Незнайкой на Луне в момент сразу после посадки: кругом тихо и страшно.

Поручик… Пробираюсь к нему и вижу безрадостную картину. Сегодня явно был не его день: во время удара фон Тизенгаузен умудрился свернуть себе шею. Выглядело это весьма паршиво, вызывая рвотные позывы. Эх, господин поручик, ваше благородие… Как же вы так?!

При этом глаза его остались открытыми, и в них застыло что-то вроде удивления. Интересно, у меня был такой же взгляд, когда я, умирая, покинул родной мир?

Спрашивается, и на хрена всякая муть в башку лезет?! Нет, не до того сейчас, о другом думать нужно.

Чисто машинально я провёл рукой по его лицу, закрывая глаза. Прощай, поручик! Жаль мужика, я ведь уже успел проникнуться к нему симпатией. Вроде немец, перец, колбаса, кислая капуста, методичный педант и всё такое, но человек далеко не самый плохой.

Беглый осмотр выявил, что в живых из всего экипажа остались только мы двое: я и пребывающая в наркотическом забытье после укола шприц-тюбиком учёная.