Изменить размер шрифта - +
Покрошил кое‑что из старых покупок – реверанс в сторону разума – и добавил чуть‑чуть бодрой музыки для души. Эликсир медленно закипал. Боб сидел, как мышка, пока я намешивал варево, а когда все было кончено, первым молчание нарушил я:

– Мало кто из живущих обладает достаточной силой, чтобы целиком подчинить себе этого Духа. Он отравляет поведение своего временного хозяина. Может быть, даже контролирует разум или подсознание.

– И что с того?

– Похоже, ты описал способ создания чудовища.

– Превосходный способ! Действенный на сто процентов, а насколько это хорошо или плохо, я не знаю. Об этом заботятся только смертные.

– Как ты его там называл?

– Гексенвольф, – сказал Боб с сильным немецким акцентом. – Зачарованный волк, или колдун‑оборотень. Помню, инквизиция объявила войну зачарованным волкам и пожгла на кострах уйму высоченных парней.

– Теперь о серебряных пулях и укусах. Правда, что, мол, укусили – и ты вервольф?

– Дались тебе укусы!… Ерунда это. Иначе бы вервольфы уже всю планету заселили.

– Ладно, ладно. Серебряные пули?

– Забудь.

– Понятненько, – протянул я со вздохом, продолжая прилежно записывать рассказы Боба, чтобы потом положить все эти сведения на стол Мерфи. – Г‑е‑к‑сенво‑ольф. Порядок. Что у нас дальше по программе?

– Ликантропы.

– Подожди. Разве это не психическое состояние?

– Это может быть и психическим состоянием, но лишь с одной стороны. Видишь ли, мой юный друг, ликантропия – естественный путь для Духа звериной злобы. Ликантроп в самом деле оборачивается животным, хотя это и происходит только у него в мозгу. Ему кажется, что он волк, и человеческая душа испаряется не понарошку. Это состояние начинает влиять на его мысли и поступки, он становится более агрессивным, более сильным и при этом менее восприимчивым к боли, увечьям, болезням. На нем все заживает очень быстро.

– Но он же не трансформируется в волка по‑настоящему?

– Тоже не подарок, знаешь ли. С виду вроде люди как люди, а дики и свирепы до крайности. Слыхал о скандинавских берсерках? Думаю, эти парни были натуральными ликантропами. Причем не сотворенными, а рожденными.

Боб говорил, а я тихонько помешивал зелье, чтобы не перекипало.

– Кто у тебя там последний в списке? Луп… кто?

– Луп‑Гару. Прозвище колдуна Этьена, который водил с ними дружбу, пока инквизиция не поджарила из него славный бифштекс. Луп‑Гару не мелочевка, Гарри. На них гиблое проклятие. Это сущие демоны в образе волка. Вот кто обладает подлинной силой. В полнолуние они превращаются в чудовищ, и схавать человечка для них – забава, развлечение. Пока не сядет луна или не взойдет солнце, они безжалостно убивают всех, кто встретится на пути.

По спине побежал холодок.

– Это еще не все, да?

– Ага. Списочек особенностей презанятный. Немыслимые скорость и сила. Раз. Сверхъестественная свирепость и жестокость. Два. Живучесть феноменальная. Любые раны заживают мгновенно. Три. Они не чувствительны к ядам и чарам. Одним словом, идеальные машины для убийства.

– Впечатляет. Но ведь идеальные чудища появляются не каждый божий день?

– Вообще да, нечасто. Обычно проклятый бедолага знает о проклятии и уходит подальше от людских глаз, чтобы втихаря наложить на себя руки. Последний Луп‑Гару буйствовал в местечке Жевудан во Франции. Шестнадцатое столетие. Меньше чем за год убил двести с лишним человек.

– Проклятие! Как его остановили?

– Прикончили, прикончили голубчика. Серебряными пулями. На Луп‑Гару надо идти увешанным серебром с головы до пят. Но серебро должно быть фамильным, унаследованным от предков.

Быстрый переход