Не просто так хожу. Думаю.
Несомненно, то, что произошло со мной, к необъяснимым явлениям отнести нельзя. Потому что, то, что сделано простыми людьми, уже в принципе не может быть необъяснимым. Не человечки же зеленые баловством маются? Это понятно. Делать им больше нечего. Таинственный враг ходит рядом. И хоть не способен проникать как соседка через стены, но что‑то в нем сверхъестественное есть. Задачей нашего отдела есть необходимость скорейшего задержания данного таинственного врага. И анализ кусочка материи, присланного нам неизвестным доброжелателем, а если быть точнее, то неизвестным голосом, поможет в этом трудном, и чего правду скрывать, запутанном деле.
– Лейтенант!
Это втискивается в кабинет капитан Угробов. Плотно прикрывает дверь, озирается, нет ли кого?
У меня плохое предчувствие. Начальство, хоть и не отдающее категорические приказы, появляется не к добру. Тем более то, которое подозревает молодых лейтенантов из отдела «Пи» в похищении оружия. И Машка у тетки своей загостилась.
– Лейтенант, – капитан дышит неровно. Рубашка пропитана потом. Волосы всклочены. Но ко мне приближаться не спешит. – Послушай, сынок. Брось это дело. Мой тебе совет. Черт с ним, с пистолетом. Спишем, обычным порядком. Сгорел в доменной печи при выполнении служебного долга. Не впервой.
– Как это бросить? – не понимаю, о чем это капитан. Недавно придушить пытался, а теперь «брось»?
– Они не простят тебе, – кажется, капитан снова бредит. – Они найдут тебя и отомстят. Сынок, я давно в органах и повидал много такого, о чем ты даже представления не имеешь. И бандитов со стажем, и серийных убийц с исковерканным детством. Но они страшнее. Отступись от дела. Сдай в архив.
– Не понимаю я вас, товарищ капитан. Найти вора мой долг. Профессиональная честь, если позволите.
– Честь? А ты не боишься, сынок? Молодец, что не боишься. А я вот боюсь. Меня уже предупредили. Не жди, когда они придут к тебе и тоже предупредят. Сувать нос в чужие дела нельзя. Нельзя! У них сила. Огромная сила. А ты кто? Маленькая букашка, которая хочет остановить гигантскую машину.
– Товарищ капитан, подождите, – волнение Угробова потихоньку переходит ко мне. Бред, он может и бред, но просто так человек говорить не станет. Если в каждой шутке есть доля правды, то в каждой угрозе должна быть частичка истинной опасности. – Кто вам угрожает? О какой силе вы говорите?
Капитан Угробов делает неопределенный жест в воздухе. Что‑то такое огромное, бесформенное:
– Сила у них! А тебя, Пономарев, растопчут. И даже твоя железная Баобабова не поможет. Ты же не оловянный солдатик. Одно пятно останется.
Краем глаза улавливаю стремительное движение за окном. Такое же, как и на квартире у капитана. И я почему‑то чувствую – это не голуби. Слишком большая тень.
– А‑а‑а! – кричит страшным голосом капитан и, вскидывая руки, валится, складываясь, словно стремянка. И в глазах его столько боли, отчаяния и вины, что мне становится страшно. Даже не за себя и не за капитана. Страшно за этот мир, который вот так, безжалостно уничтожает лучший генофонд российской милиции.
Звук упавшего тела не приводит меня в чувство. Наоборот, замираю, сжатый ужасом.
Из‑под груди капитана Угробова, опера и человека, вытекает красный ручеек. Он ярким пятном заливает пол, увеличиваясь, дотрагиваясь до неподвижных пальцев капитана. И кажется, отражается в этой луже, которой просто не должно быть, белое лицо капитана. Это красиво. Если бы не было бы так страшно.
Вот такая она, жизнь.
Мой заглушенный ладонью крик привлекает внимание.
В кабинет кто‑то заглядывает. К моему крику присоединяется еще один. Не стесненный преградами рук. Это из отдела кадров.
– Капитана убили!
Словно сирена гражданской обороны. |