Мэри Элизабет Брэддон. Любимый враг
ГЛАВА 1
У бедняков в жизни много лишений, но и у богатых есть свои неприятности, например, чувство одиночества в безлюдном пространстве большого дома, где замерла семейная жизнь, где не слышно легких детских шагов и юношеского смеха, где только и есть, что громадные комнаты и прекрасная мебель. И – одинокая фигура женщины на фоне великолепной пустоты. Леди Перивейл ощутила именно такое чувство тоскливого одиночества, когда вернулась в свой особняк на Гровенор-сквер. Вкупе с другими многочисленными сокровищами мира сего особняк стал ее достоянием семь лет назад, когда она вышла замуж, и это был один из самых блестящих и выгодных браков сезона. Нет, она не продала себя нелюбимому. Она была искренне привязана к сэру Гектору Перивейлу и горевала о нем, когда после двух лет семейного благоденствия он скоропостижно скончался в расцвете жизненных сил. Сэр Перивейл простудился на утиных болотах Аргилшайра, где вместе с молодой женой и в обществе немногих избранных друзей наслаждался прелестями охотничьей жизни, не зная никаких неприятностей, кроме плохой погоды. Но вот явился враг по имени Смерть. Простуда, на которую не обратили должного внимания, осложнилась воспалением легких, и Грейс Перивейл стала вдовой. – Это, пожалуй, чересчур жестоко, – прошептал Гектор, поняв, что обречен, – мы так хорошо жили с тобой, Грейс, и мне очень не хочется покидать тебя… Детей в этом счастливом браке не родилось, и в двадцать один год Грейс оказалась одинокой в мире и полновластной хозяйкой всего состояния мужа, которое было поистине королевским даже по современным меркам. Хранилось оно в угольных шахтах, надежно застрахованное, как сама земля, и угрожали ему только преходящие напасти, вроде забастовок или плохого рынка сбыта. Однако Грейс приходилось напрягать все свои способности и здравый смысл, чтобы справляться с новыми важными обязанностями, потому что по рождению и воспитанию она не принадлежала к богатым и знатным. В приходе ее отца – пастора в Восточной Англии – главной философией жизни считалось умение обходиться очень скромными средствами. У мужа были только дальние родственники, но он всегда держал их на расстоянии; ни братьев и сестер, вмешивающихся во все дела, ни хищных тетушек и важных дядюшек, которые надоедали бы Грейс советами, и она в горделивом одиночестве несла тяжкое бремя собственности в виде замка на границе с Шотландией, где между башнями носились чайки, а у подножья шумели величественно-грозные волны Немецкого моря, одного из лучших домов на Гровенор-сквер и ежегодного дохода от угольных шахт, который ее знакомые и сплетницы-газеты исчисляли в сумму от двадцати до пятидесяти тысяч фунтов. Естественно, что столь богатая и такая одинокая леди Перивейл была капризницей. Например, она ненавидела свой Нортумберлендский замок и любила скромную виллу на одном из холмов Итальянской Ривьеры, в двух-трех милях от небольшой гавани, почти неизвестной путешественникам, которые, проездом из Марселя в Геную, равнодушно и невнимательно озирали из окна экспресса неровную линию белых домиков на морском берегу. Леди Перивейл нравилось проводить зимы в незнакомой большому свету пустынной местности, где никогда не видели модных туалетов, где не ступала нога кого-нибудь из сильных мира сего, и где из всех земных радостей были только синее море, серебристые оливковые рощи, невянущие розы, луга, покрытые анемонами, холмистые берега с зарослями гвоздичного дерева, пальм и алоэ, апельсиновых и лимонных деревьев, купами бледно-розовой герани и – дом, увитый темно-красной бугенвилией и сиреневым вьюнком. И еще здесь в открытые окна веял благодатный ветерок, напоенный запахами цветов и моря. Леди Перивейл вернулась в Лондон в апреле, когда цветочницы уже продавали букеты пурпурно-лиловой сирени и на Бонд-стрит было полно желто-лимонных карет и шляп, живописно украшенных цветами, словно стоял июнь. |
